– Вы не имеете понятия?
– Как слышали.
– Значит, никто ничего не знает, – задумчиво произнес Уилшир. – Даже ваши приятели в американской разведке.
– Возможно… вы не подумали, Патрик? Возможно, об этом нам и не следует знать.
– Век невинности давно миновал, Бичем.
Анна спустилась в темный зал на первом этаже и по неосвещенному коридору вышла на заднюю террасу, где под желтым светом, струившимся от садовых фонарей, бурлила светская вечеринка. Издали Анне помахал рукой Кардью. Она протиснулась между затянутыми во фраки джентльменами, подхватила с проплывавшего мимо нее подноса бокал шампанского и почувствовала, как кто‑то подхватил ее под локоток. Обернулась и уткнулась в белую манишку и свободно висящий фрак Хэла Каплза.
– Вы познакомились с моей женой на берегу. – На этот раз он обращался к ней приветливее.
– Мы с вами познакомились еще до того, мистер Каплз.
– Хэл, – поправил он, явно заинтригованный. – Зовите меня Хэл.
– Ваша жена тоже здесь?
– Там где‑то, – небрежно отмахнулся он и вытащил пачку «Лаки Страйк».
Они дружно закурили, отпили по глотку шампанского, внимательно присматриваясь друг к другу.
– Мэри говорит, вы работаете в «Шелл»?
– Верно… А чем вы занимаетесь, она не сказала, разве что пытаетесь завязать дружбу с Бичемом Лазардом.
– Я работаю на компанию «Озалид». Продаем копировальные аппараты, ну, вы знаете, чтобы снимать копии с чертежей, архитекторам это нужно. В Лиссабоне строительный бум, так что мы решили, самое время занять тут рынок и‑и‑и подождать, пока в Европе закончится война, а мы тут как тут… Кучу денег заработаем.
– Занятно.
– Врать не буду, работенка не слишком увлекательная. Но заработок есть, а уж когда Айк войдет в Берлин… золотая жила. Представить себе только, в каком состоянии будет город!.. – Он покачал головой, ослепленный открывающимися перед ним перспективами.
– А вы знаете, что я англичанка?
– Правда? – переспросил он. Не то чтобы очень удивился, но угадал, что надо изобразить удивление.
– Мы, англичане, странные люди. Сотни лет ухлопали на то, чтобы построить империю, и денег при этом заработали немало, и все же – вот в чем странность – разговаривать о деньгах у нас не принято. Чудно, право… У нас это считается невоспитанностью.
– Вы уж извините меня, Анна.
– Не стоит извиняться. Просто мне стало интересно, когда я заметила разницу между американцами и англичанами. Вы говорите о деньгах, мы – нет. Наверное, потому что… моя мать сказала бы, что в таком разговоре человек «выставляется», привлекает к себе внимание, а в Англии это чуть ли не уголовное преступление.
– Да неужто?
Тут Анна припомнила еще одно правило, усвоенное во время подготовки: не пытайтесь иронизировать в разговоре с американцами.
– Из‑за этого мы и смертную казнь никак не отменим.
– Передайте от меня своей матушке, – заговорщически прошептал Хэл, прикрывая рот краем бокала, – что деньги – главное в жизни, а коли про них молчишь, так их и не сделаешь. А влюбляться у вас, зануд, не запрещено?
Удар под дых: Анне представилось, как ее мама объясняется в любви с Роулинсоном, как помогает ему отстегнуть деревянную ногу. О некоторых вещах не то что говорить – думать не следует.
– Не знаю, – пробормотала она, и весь задор из нее вышел.
– Зубы сжать! – напомнил ей Хэл известную английскую присказку и продемонстрировал, как это делается.