Насколько же медленно движется на этом фоне жизнь ребенка, как тянутся ничем не заполненные летние месяцы! Мысли Анны двигались по кругу, постоянно возвращаясь к исходной точке – к человеку, беспокоившему ее больше, чем непредсказуемые поступки Уилшира. Лицо того мужчины, его взгляд, неотрывный, пристальный и совершенно ей непонятный. Что же все‑таки в нем таилось, угроза или интерес?
Она проиграла мысленно весь вчерашний вечер вплоть до финальной сцены в казино. Когда она уводила Уилшира из бара, Джим Уоллис остался сидеть за столиком вдвоем с девушкой, той самой птахой, которую прижимал к себе «на счастье» выигравший в рулетку американец. Миловидная, если кому нравятся фарфоровые куклы, если кто‑нибудь находит привлекательным лицо, не отражающее ни мыслей, ни чувств. Черствое лицо, всегда готовое что‑то посулить и не сдержать обещания. Всего добродушия Уоллиса не хватит на девицу с такой физиономией.
Парадное платье, висевшее на спинке стула, оказалось испачканным. Ну да, катастрофа в живой изгороди. Что за кошмары таятся в сознании Уилшира, что заставляет его упиваться до бесчувствия? Накинув на себя первую попавшуюся одежонку, Анна босиком сбежала вниз. В тихой гостиной только пылинки плясали в одиноком луче света, пробившемся через приотворенный ставень. Уилшир исчез.
Она выбежала из дома, пронеслась по лужайке, ощущая под ногами жесткую и горячую почву, до мощеной дорожки и далее вниз, к тем кустам, сквозь которые они пролетели накануне. Земля вокруг была вся истоптана, взрыта, в ее расселинах суетились потревоженные муравьи. Анна принялась ощупывать все вокруг и руками, и стопами, пока не наткнулась на жетон из казино – самый дорогой, пять тысяч эскудо, то есть пятьдесят фунтов. По боковой тропинке Анна наведалась к летнему домику и беседке, чьи деревянные балки заросли страстоцветом, изысканные пурпурные и белые цветы спускались до каменных скамеек. Она выбрала из двух столбов, обрамлявших вход в беседку, левый и положила на него фишку из казино, первый раз воспользовалась «почтовым ящиком».
Когда Анна повернула к дому, солнце уже припекало лопатки. Она снова пустилась бегом через лужайку, опрометью ворвалась на пустую террасу и проскочила ее насквозь, до стеклянной двери, где Уилшир перехватил ее за руки, так внезапно, что на миг ноги девушки беспомощно повисли в воздухе. Уилшир провел пальцами по ее разгоряченным плечам и дальше, вниз по руке, до самых локтей. Ей не удалось подавить дрожь.
– Мафалда не велит бегать по дому, – произнес хозяин так, словно только что выдумал новое правило.
Одет он был точно так же, как при первой встрече, в костюм для верховой езды; искать на его лице следы вчерашней попойки было бы бесполезно: он выглядел свежим и бодрым. Вероятно, это стоило определенных усилий, стирка‑отпаривание‑накрахмаливание‑глажка, но кто бы поверил, что этот самый человек накануне пытался повергнуть себя в ступор с помощью алкоголя?
– Покатаемся? – предложил он.
– Вряд ли вы имеете в виду прогулку на ослике вдоль берега?
– Ну не‑е‑ет.
– Боюсь, мой опыт верховой езды этим исчерпывается.
– Ясно, – откликнулся он, усердно закручивая усы. – Что ж, для начала и это сойдет. По крайней мере, верхом вам сидеть довелось.
– У меня нет подходящей одежды… и обуви тоже нет.
– Горничная отнесла вам кое‑какие вещи. Сходите, примерьте. Должны подойти.
Вернувшись в комнату, Анна убедилась, что грязное вечернее платье исчезло, а на кровати лежат бриджи, носки, рубашка и куртка для верховой езды. Соответствующая обувь стояла на полу. Ей подошло все, только бриджи оказались немного коротковаты. Анна послушно оделась, застегнула рубашку на все пуговицы, в очередной раз машинально поглядела в окно и поймала себя на мысли: эта одежда не принадлежит Мафалде.