Пришел отец Харпур, позвонил гробовщику и сидел до чая, пока не пришли за телом. Тогда он ушел, посулив отслужить наутро мессу за упокой души Одри. Оставшись одна, Анна поднялась в комнату матери. Постель уже застелили, но тапочки Одри, бесформенные, растянутые ее опухшими ногами, стояли возле кровати, и при виде них Анна впервые осознала утрату.
Похороны состоялись в холодный ветреный день. Мать заранее распорядилась пригласить всех домой, так что Анна закупила хереса, джина и виски и с утра наделала сотни бутербродов. Наследство, оставленное матерью, не на шутку удивило Анну: помимо дома в Клэпэме она получила более пятидесяти тысяч фунтов наличными и акциями. Поверенный сообщил, что мать так и не притронулась к капиталу, завещанному ей тетей. Помимо денег и ценных бумаг он передал Анне ключ от сейфа номер семьсот восемнадцать в банке «Араб» на Эджвер‑роуд.
В церкви Анна сидела на скамье одна и слушала прочувствованные слова отца Харпура. Проповедник говорил о долге человека перед Богом, отечеством и самим собой. Чуть позже, когда прихожане вышли из церкви и направились к могиле, Анна вновь почувствовала натяжение серебряной нити. Мужчины, женщины, старики и подростки тянулись между старыми каменными надгробиями к глубокой прямоугольной яме, и Анна внезапно ощутила себя частью рода человеческого. Вот доля человека: мы живем, и мы умираем. Живые провожают умерших, ибо – длинна жизнь или коротка – все мы идем одним и тем же нелегким путем и знаем, как он труден. А завершение пути у всех одно: в землю или развеянным прахом в воздух, будь ты король или нищий.
Когда гроб опускали в землю, словно по сигналу, заморосил дождь. Зонтики расцвели над головами, капли собирались шариками на лакированном дереве. Отец Харпур произнес последнее напутствие. Анна бросила комок земли в могилу и припомнила – неточно – слова: «В твоем конце мое начало».
И только в коттедже в Клэпэме вместо плащей и шляп проступили наконец лица. Сотрудники Одри называли себя: Пегги Уайт – помощница бухгалтера, Деннис Бродбент – работает в архиве, Моди Уэст – библиотекарь. Некоторые называли только имя, и Анна понимала, что расспрашивать не следует. Какой‑то лысый толстяк маячил на периферии ее зрения, выжидал момента представиться. Анна вышла в кухню за очередной порцией сандвичей, толстяк пошел за ней следом, остановился в дверях, приглаживая остатки волос в тщетной надежде прикрыть плешь.
– Вы меня не узнаете, а?
– А что, должна?
– Вообще‑то… мы с вами любовники, не припоминаете? Горячая ночка в Лиссабоне, – усмехнулся он.
– Такое я вряд ли могла забыть.
– Переспали, да. Только на бумаге, – глубоко вздохнул он.
– Джим Уоллис! – ахнула она.
Они расцеловались – по‑португальски, в обе щеки.
– Толстый, лысый, – причитал Джим. – Не сохранил свою красу. То ли дело ты – такая же, как была.
– Если не считать морщин под глазами.
– Ты все еще замужем, – продолжал он. – Только они меня выдернули из Лиссабона, вы и свадьбу сыграли.
– Замужем, – согласилась она. – А ты… тоже «все еще»?
– По второму разу. Слишком долго проторчал в Берлине, моей первой супруге наскучило. Но теперь я в Лондоне. Дети есть?
– Сын. Жулиану.
– Он с тобой?
– Нет. Он в армии. В Африке.
– Ах да. С отцом.
– Ты и это знаешь.
– Я всегда интересовался тобой, Анна. Не только на бумаге.
– Но теперь ты женат… опять.
– От этого брака у меня двое детишек. Мальчик и девочка.
– Ты был знаком с моей матерью?
– Одри знали все.