Он натянул штаны – седалище все еще влажное после утренней прогулки на Руа‑да‑Аррабида. Оливье надел рубашку и пиджак, повязал темный галстук, промокнул вспотевшие усы. Присел на край кровати, или дыбы, болезненно ощущая, как трутся друг о друга кости таза. Револьвер, полученный нынче утром от местных коммунистов, лежал под подушкой. Меснель достал оружие, припомнил, как оно функционирует, проверил барабан. Четыре пули. Должно хватить.
– Русские, – произнес он вслух, вновь включилась магнитофонная запись его мыслей. – Почему русские поручили убийство мне! Я – интеллигентный человек. Занимаюсь литературой. И вот, пожалуйста, должен стрелять в людей.
В девять тридцать вечера он очнулся весь в поту на окраине города. Страх полностью овладел им, ноги мучительно заплетались, покуда он не свалился, и теперь его костюм был покрыт пылью, левая рука пониже локтя онемела, и рукоять револьвера болезненно впечаталась в ребра.
По приказу Фосса Руй и его напарник неотступно следили за Меснелем, один шел впереди, другой сзади, за столько месяцев слежки оба изучили повадки Меснеля, и им было скучно. Они знали, куда направляется француз. Вечер выдался на редкость жаркий, и пребывание на улице не доставляло им ни малейшего удовольствия, как и слежка за французом. Добравшись до холмов Монсанту, они предоставили Меснелю идти дальше без сопровождения – пусть, как обычно, потешится с цыганскими мальчишками в одной из пещер, – а сами разлеглись на сухой траве и принялись беседовать насчет курева, которым ни один из них не сумел разжиться.
Меснель огляделся в поисках двух теней, как всегда оглядывался, направляясь на условленную встречу. Убедившись, что они отстали, он повернулся спиной к пещерам и начал с трудом взбираться на Алту‑да‑Серафина, высокую обзорную точку к западу от Лиссабона. Измученный подъемом, он присел на выступ скалы и, разинув рот, уставился на окружавший город нимб: темные громады домов были подсвечены окнами и фонарями. Далекая галактика. Утирая струившийся по подбородку пот, Меснель мечтал оказаться совсем в другом месте. В Париже. Еще несколько месяцев, и Париж освободят. Может быть, даже несколько недель. Он бы дожил, дотянул под оккупацией, но русским потребовалось, чтобы он сделал это. Ради партии.
– В такую ночь тутовника не видно, – произнес позади него голос по‑английски, но с американским акцентом. Кто‑то прятался все это время в темноте, поджидая его.
– Червяк там шелк прядет, – ответил на пароль Меснель.
– Вы здесь один?
– Вы же знаете, что я один. Апостолы остались внизу, как обычно, валяются на травке и болтают о футболе. Лиссабонский клуб «Бенфика». Спорт.
Американец сделал два шага, перебрался на тот выступ, где сидел Меснель, обошел француза спереди.
– Что вы мне принесли?
Меснель тяжело вздохнул. Горячий ветер поднимался над городом, нес с собой вонь и пыль.
– Вы поговорили с вашими? – настаивал голос. – Объяснили, что это – последний шанс?
– Не так‑то это просто: в Лиссабоне нет русского представительства.
– Это мы уже обсуждали неоднократно.
– Но мне удалось поговорить с ними.
– Готовы они заплатить за возможность сделаться атомной державой, да еще и помешать германцам сделать свою бомбу?
– Нет, не готовы, – ответил Меснель и заерзал, пытаясь нащупать рукой нечто твердое, металлическое за поясом брюк.
– Не готовы? – удивился американец. – Они хоть понимают, о чем идет речь? Уникальная возможность сравняться с Америкой, сделать атомную бомбу. Они все поняли? Я знаю, вы – человек образованный, и все‑таки: вы сумели им как следует объяснить?
– Я все сказал.