«Может быть, и приду», – хотел сказать он. Но выдал совсем другое:
– Если ваш муж сбежит снова, я обязательно буду у вас. А так, извините, мне у вас нечего делать.
И уже как будто в оправдание собственной глупости:
– Разве что могу заглянуть для выяснения кое-каких обстоятельств…
Но этого не будет. Следователь сам вызовет ее к себе.
– А каких именно?
– А вот этого я пока не знаю…
– Ну раз так, то, конечно, заходите, – голосом, полным непонятного трагизма, сказала она. – Но лучше, если вы придете вместе с Виталием…
Или, наоборот, лучше вы приходите один… Степан чутьем улавливал в ее голосе фальшь. Она хотела, чтобы он пришел к ней один, без мужа.
Богатенькая плотоядная сучка…
Степан вышел на улицу, сел в машину. Через полчаса был на месте.
Вместе с Марковым зашел в кабинет, куда привели Болотова. Он сидел на стуле, подавленный, губа разбита – может, при задержании силы не рассчитали. А может, в отделении его допрашивали влегкую – то есть без следователя и протокола. Влегкую с тяжелым приложением. На руках наручники, и снимать их никто не собирался. От Маркова не больно-то сбежишь, но лучше не рисковать.
– Ну что, допрыгался? – незло бросил Степан.
Вообще-то у него были основания злиться на Болотова. Как-никак, чуть не отправил на тот свет его и Любу.
– Как видишь, – ответил за него Николай.
– Мальцев и Фрязев, это я еще могу понять, – сказал Круча. – Но зачем было убивать мою сестру?
– Что? – встрепенулся Болотов. – Вашу сестру? Я что, и ее убил? – с унылым сарказмом спросил он.
– Пытались убить…
– Простите, но вашу сестру я не знаю…
– Да, конечно. Как будто вы не с ней собирались лететь в Анталию…
– Что? Люба ваша сестра?
Степан не считал себя выдающимся физиономистом. Но кое-что в этом понимал. Даже больше, чем «кое-что». На вранье у него профессиональное чутье. А Болотов, похоже, не врал, его удивление было искренним.
– А вы этого не знали?
– Конечно, нет. Я никогда не интересовался ее родственниками. А она ничего мне не говорила…
– Правильно, зачем вам это знать. Люба была для вас всего лишь игрушкой. Дешевой игрушкой, от которой нетрудно при случае избавиться. И вы попытались это сделать, когда узнали, что у нее будет от вас ребенок…
Степан заводился все больше. Но он ни на минуту не забывал, кто он такой и зачем здесь находится.
– Это не правда. Я люблю Любу. И ни в коем случае не хотел ее смерти.
Это какое-то недоразумение…
– В вашей квартире обнаружены пластид и электродетонаторы. Это вам о чем-нибудь говорит?
– Глупость какая-то! Откуда у меня пластид и электродетонаторы…
– А вот это вам лучше знать. Вы профессиональный подрывник или это не так?
Болотов вздрогнул и испуганно посмотрел сначала на Степана, а затем на Маркова. И ни у кого не нашел поддержки.
– Да, в армии меня учили подрывному делу, – убито проговорил он. – Ведь из нас готовили разведчиков и диверсантов…
– И эти знания вы блестяще использовали на практике.
– У вас нет доказательств, – неожиданно выдал Болотов.
– Вот так, разговор о доказательствах. А это, между прочим, косвенное подтверждение вашей вины…
– Я не желаю разговаривать с вами без адвоката…
– Вы правильно заметили, мы разговариваем, – взвился Степан. Слово «адвокат» действовало на него, как красная тряпка на быка. – Короче, дядя, я протокол не веду, диктофоном не пользуюсь, а потому никто ничего не узнает…
Он подошел к Болотову, схватил его за грудки и с силой оторвал от стула. Затем сделал движение, будто хотел ударить его головой. Но не ударил. Вернул на место.
– Ну что, адвоката будем ждать? – снова без всякой злости спросил он.
– Мы же просто разговариваем, – промямлил в ужасе Болотов.
– То-то… Я спрашиваю, ты отвечаешь. Когда и как ты подложил взрывное устройство под «Волгу» двадцать четвертой модели. Под ту самую, в которой вместе, со мной должна была ехать Люба?
– Я не понимаю, о чем вы говорите?
– Так, начнем с другого конца. Четырнадцатое апреля тысяча девятьсот девяносто восьмого года, девять часов тридцать минут по московскому времени. В это время вы входили в свой магазин «Гранд». Где и встретились со мной. Вы помните, я задержал трех воровок…
– Да, да, припоминаю…
– Вы вышли из своей машины ровно за пять минут до взрыва. Кто, по-вашему, установил взрывное устройство?
– Я… Я не знаю…
– Не знаешь? – Степан снова сорвался на «ты». – Так я тебе подскажу.
Ты это сделал…
Он понимал, что перегибает палку. Но иногда он был бессилен перед эмоциями. И сейчас был как раз тот случай. Шутка ли, этот урод хотел угробить его родную сестру.
– Нет, нет, это не я, – в панике пробормотал Болотов. – Я вообще не знал, какая у вас машина. Я видел только, как она горела… Хотя нет, я обратил на нее внимание. Вернее, не на нее. Я видел, как от вашей «Волги» отъезжает серебристая «девятка». За рулем сидел мужчина, чье лицо мне показалось знакомым…
– Да что вы говорите! – съязвил Степан. – Вы еще скажите, что сейчас вспомните этого человека. И сделайте вывод, что это он заминировал мою «Волгу»…
А ведь и Люба говорила про серебристую «девятку». Только мало ли какая машина могла стоять возле его «Волги».
– Нет, к сожалению, мне все показалось. По крайней мере, я не могу вспомнить, где я этого человека мог видеть… А потом…
– Что потом?
– Мне показалось, что «девятка» слишком близко стояла к «Волге»…
– Так это вам показалось или нет?
– Нет, не показалось. Я еще тогда вскользь подумал, что слишком близко она стоит. Как же тогда водитель «Волги» выходил из машины?…
– Вскользь подумал… Так вы у нас еще и поэт?
– Нет, не поэт. Но у меня сильная зрительная память…
– Не надо лапши, гражданин Болотов. Думаете, с идиотами дело имеете?…
Ошибаетесь, у нас есть все, чтобы припереть вас к стенке. Но, учтите, тогда уже поздно будет каяться…
– Мне не в чем каяться! – В голосе Болотова послышался вызов.
Степан хотел сказать ему пару ласковых слов. Но не успел. В кабинет вошел следователь, маленький сухенький мужичок с цепким взглядом. За ним входил какой-то толстяк. Как узнал чуть позже Степан, это был адвокат Болотова.