– Что за операция тебе нужна?
Вместо ответа мама снова начинает шуршать пакетом, доставая одну за другой небольшие брошюры в тонком переплёте. В холле прохладно и людно, но в отличии от палаты – достаточно шумно. Мимо пробегает ребёнок, громко хлопает дверь на лестницу, звонит чей-то телефон…
– Поизносилось моё сердечко, – наконец-то доносится до Алекса сказанное еле слышно.
– Сколько стоит операция?
– О, совсем не дорого, – она продолжает говорить, листая одну из выбранных книг. – Всего десять тысяч. Мне уже принесли бумагу… где я должна расписаться, что соглашаюсь на операцию добровольно и уведомлена о возможных рисках. Так что… Сашенька, если меня не станет… в записной книжке есть номер тёти Нюры. Мы, конечно, давно не поддерживаем связь, но возможно она не отключила домашний телефон, как это сделали мы… Если что-то потребуется, там насчёт ЖКХ и прочих счетов – не стесняйся спросить у Любовь Павловны – оплачивай всё вовремя, а лучше заранее – и обязательно храни все квитанции за последние пять лет! А ещё забери у дяди Вани тысячу рублей, он занимал в прошлом месяце…
– Ма…
– Не перебивай.
– Ма, всё будет хорошо. И операция пройдёт удачно. И ты проживёшь ещё много-много лет. Ты посиди тут немного, я сейчас…
И быстрее, чем мама успевает ответить, Алекс вылетает на лестницу. Но не обнаруживает на этаже Надежду. Почти бегом скатывается на первый – если она ушла, возможно, ещё не успела сесть в машину – однако нестись до стоянки оказывается необязательно. Надежда стоит чуть в стороне от главного входа и курит.
«Не замечал, чтобы от неё пахло никотином… а, у неё электронная.»
– Что именно предлагает Юрий Зотов?
Нервно дёрнувшись, Надежда чуть не роняет перламутровую палочку, испускающую густой ароматный дым.
– Ты же всё слышал.
– А подробнее?
– Не бойся, никаких условий он не ставит. И хотя твоё добровольное возвращение в Ярославль кому угодно покажется подозрительным, сейчас важнее здоровье твоей мамы.
– Какое ему вообще до неё дело?
Кажется, Алекс это почти выкрикивает, потому что несколько человек оборачиваются, а Надежда сморщивает свой длинный нос, снова становясь похожей на ворону.
– Это дела взрослых, к чему в них лезть?
– А я типа, ребёнок? И в мои дела лезть можно, а мне даже спросить нельзя?
В лицо устремляется плотное белое облако с запахом яблок. И пока Алекс разгоняет его, махая рукой, до его слуха доносится шуршание шин по асфальту. В общем-то ничего удивительного в этом звуке нет, только вот въезд гражданскому транспорту на территорию больницы запрещён.
Впрочем это явно не совсем гражданский транспорт. Два тонированных в ноль джипа останавливаются напротив крыльца, и из одного выходит мужчина с седыми висками и в длинном чёрном пальто. Совсем не кажется странным, что его окружают ещё трое, но в пиджаках и шагающих не так вальяжно. В первую секунду Алекс решает, что это Зотов-старший плохо прокрасил волосы – но когда мужчина поднимается на крыльцо, узнаёт его лицо. Оно часто мелькало в новостях последние несколько лет. И хотя Алекс равнодушен к телевизору, о маме такого не скажешь, и живя с ней в одной комнате, он против воли иногда пялился в зомбоящик.
– Подумать только, – выдыхает Алекс, когда процессия скрывается в здании. – Сам бывший мэр. Интересно, к кому это он?
Но обернувшись к Надежде и натолкнувшись на настороженный взгляд, вдруг цепенеет.
– Не может быть…
Он ещё не забыл о предложенной компенсации. И о том, что вероятно на мать напали по приказу именно этого козла – правда, всё может оказаться простым совпадением, но тогда что тут забыл олигарх, чей сын сейчас под следствием по его делу?!
Не сговариваясь, и Алекс и Надежда тоже заходят обратно в здание. И не спеша поднимаются по лестнице, отставая от следующего по пятам за Виталием Головой телохранителем ровно на один этаж. И когда доходят до пятого, сверху доносится скрип пружин и резкий хлопок – и топот затихает. Алекс тут же ускоряет шаг, взбегая по ступенькам. И сквозь прозрачный пластик двери видит, как фигура в длинном пальто усаживается на диван рядом с мамой. Похоже, на этаже уже был кто-то из его людей, так что ему даже не понадобилось заходить в отделение и искать Антонину Астеньеву.
Сзади подходит Надежда.
– Только держи себя в руках, ладно?
Глава 33. Вы сами знаете, что нужно сделать
****
– Х-xa-а-а…
«Деpжать cебя в руках? Oна чтo, думает, я брошусь с кулаками через эту толпу телохранителей?»
Алексу приходится отступить от двери – тонкий ручеёк из пациентов и посетителей начинает вытекать из холла, хотя внутри ничего особенного и не происходит: просто четверо бритоголовых шкафов расположились по периметру, а ещё один замер в двух шагах от своего подопечного, вроде бы мирно беседующего с кажущейся ещё меньше в этой сгустившейся атмосфере женщиной.
Kое в чём Надежда права: Алекс чувствует, что может сорваться в любой момент – нервы застыли, замёрзли и тихонько потрескивают, словно лёд на морозе, вот-вот готовый дать трещину. Но пока Алекс лишь пристально следит за растерянным выражением лица матери. И если на нём отразится хотя бы тень беспокойства…
…то что?
«Что я сделаю?
…нет, ждать бессмысленно – кто знает, о чём он ей там говорит?!
Tак почему же я медлю?..
…потому что боюсь?
Нет, дело не в этом! Просто если я ворвусь туда, мама только ещё сильнее занервничает…»
Вдруг один из телохранителей подходит к Виталию Голове и склоняется к его плечу, а пару секунд спустя бывший мэр оборачивается, блеснув сединой на висках.
Алекс даже не успевает толком поймать взгляд олигарха, как…
– Виталий Гаврилович просит вас подойти.
Этот телохранитель только что стоял к нему спиной, но вот уже придерживает открытую дверь. Он кажется бритоголовым из-за слишком короткого ёжика волос, а из-за пустых, абсолютно равнодушных глаз – роботом, обтянутым человеческой кожей. Алексу остаётся только выдохнуть и перешагнуть порог.
Но позади уже раздаётся:
– Что?! Почему вы меня не пускаете? Я его адвокат!
– И всё же, вам лучше подождать…
– На каком основании вы ограничиваете перемещения в этом месте? Это больница! А не частная территория!
В холле ещё много людей, которых можно назвать посторонними: пациенты и их посетители, не прочувствовавшие обстановки и оставшиеся на своих местах – и все они сейчас оборачиваются к выходу на главную лестницу, где охранник перегородил рукой путь довольно громко возмущающейся женщине. Алекс замечает, как поморщившись, бывший мэр быстро говорит что-то шкафу рядом с собой, и тот в свою очередь начинает шевелить губами…
– Хорошо, проходите, – пару секунд спустя доносится от двери деревянный голос без намёка на сожаление или досаду. Охранник просто делает свою работу и выполняет приказ, похоже, полученный через тонкую гарнитуру, обвившую квадратное ухо.
А Виталий Голова тем временем уже поднимается с дивана, расправляет полы короткого пальто и неожиданно расплывается в широкой профессиональной улыбке:
– Приятно познакомиться с вами, Александр. Cкажите, вам передали моё предложение?
Он не должен так улыбаться. Не должен говорить так открыто и жизнерадостно. Это звучит и смотрится слишком неправильно… но зато мама пока выглядит лишь настороженной, но не испуганной или рассерженной. И это самое главное. Однако инстинктивно Алекс чувствует, насколько тяжела эта наигранная лёгкость. Ведь у него нет другого выбора, кроме как тоже улыбнуться – под пристальным взглядом матери, явно пытающейся понять, что происходит. Видимо, Голова не успел ей рассказать ничего важного… или с самого начала не планировал это делать.
– Передали, – наконец осторожно отвечает Алекс. – Я как раз думаю над этим.
– Очень хорошо! – ещё шире растягивает губы бывший мэр и отступает в сторону, словно приглашая Алекса присесть на диван, а сам опускается на мягкий валик боковинки. – Когда мне сказали, что вы решительно отказались… это немного меня расстроило. Однако теперь я, кажется, понял причину ваших колебаний.