– Ну вот, мы его разбудили… – это сухонький старичок с клиновидной бородкой, очень похожей на козлиную. Его маленькие круглые очки еле-еле держатся на кончике носа, а глаза улыбаются десятком тонких морщинок. – Как вы себя чувствуете, молодой человек?
– Как будто попал под поезд…
Пальцы на его запястье сжимаются ещё сильнее, но только на миг – Максим явно заставляет себя разжать их и медленно обернуться. В чёрных глазах легко читается укор. Но Максим ничего не говорит Алексу, вместо этого снова обращается к врачу:
– Усыпим его снова?
– Не стоит, – мягко улыбается старичок в белом халате. – Скоро придёт медсестра, чтобы сменить повязки… Молодой человек, если пожелаете вызвать её пораньше, просто нажмите вон на ту кнопочку у вас под рукой… да, сбоку кровати. Так же, сделайте это, если ваш посетитель вам надоест и вы решите выгнать его.
– Понял.
Кивнув, врач выходит из палаты, предварительно щёлкнув по переключателю у двери и тем самым сменив яркий верхний свет на приглушённый. Но даже при таком скудном освещении Алекс способен заметить забавные розовые занавески на окне рядом с собой. Кстати, за окном так темно…
– Который час?
– Одиннадцать, – отзывается Максим, всё ещё глядя на закрывшуюся за врачом дверь.
– Мама?
– Скоро приедет.
Алекс отводит взгляд от кучерявой макушки и предпринимает попытку устроиться на подушке удобней, но выходит как-то не очень – всё тело словно обмотали в колючий целлофан, из которого тут и там пробивается стекловата, в голову накачали горячего пара, а мышцы заменили поролоном. В последний раз он чувствовал что-то похожее, когда свалился с температурой под сорок в двенадцать лет… но даже тогда ему не было так жарко и тесно.
Максим наконец оборачивается. Но снова лишь смотрит на Алекса сверху вниз. Помнится, когда он забежал в лесной домик, на его голове была приличная укладка (почти как с обложки модного журнала), сейчас же волосы заметно растрепались… а вот лицо осталось по-прежнему бледным и даже слегка желтоватым. Или это игра света и тени?
А пахнет приятно. Какой-то парфюм? Не слишком сладкий, не слишком терпкий, не слишком свежий… с нотками цитруса. Втянув воздух носом, Алекс тянется и сминает в пальцах край выбившийся из-под пояса чёрной рубашки.
– Ты приехал.
Это не вопрос, а утверждение, но Максим кивает:
– Конечно.
– Надолго?
– М-м…
Хоть Алекс до сих и не в курсе, что именно происходило в Москве все эти три недели, кое-о-чём догадаться он всё же способен: если старик «сдался», то Максим вступил в наследство, и у него сейчас куча дел с этим его фондом… И именно поэтому Алекс попросил его лишь помочь разобраться с семейкой бывшего мэра. Таким образом, они слили информацию о времени прилёта самолёта и внедрили к ним человека, который и сообщил, что несмотря на запрет отца, Павел Голова отказывается успокаиваться. И именно этот засланец должен был вроде как зафиксировать на камеру похищение Алекса, а так же обеспечить ему поддержку, если всё зайдёт слишком далеко… Но похоже, Максим решил подстраховаться и заслать к Голове частное охранное агенство целиком.
И в результате они вместе с мальком, кажется, поймали и крупную рыбу.
– На этот раз ведь всё точно закончилось?
Максим снова кивает, накрывая пальцы Алекса ладонью, мягко заставляя отпустить рубашку и перемещая себе на колено.
– Теперь всем займётся областная прокуратура. Я попросил кое-кого выслать сюда своих людей для расследования, так что прикормленные следователи и судьи больше никому не помогут.
– Что, стал большой шишкой? – Алекс щурится, пытаясь скрыть проскользнувшую в голосе горечь. – Так ты не ответил: надолго вырвался? И как часто я теперь смогу тебя видеть?
– М-м, – Максим опять выдаёт задумчивое мычание, но вдруг хитро подмигивает. – Как насчёт «каждый день»?
– В смысле?
От удивления и странного чувства дежавю Алекс приподнимается на локте, но локоть этот приделан к сильно обожжённому плечу, и резкое движение отзывается острой болью, словно из тела только что вырвали кусок мяса – сцепив зубы, Алекс падает обратно на подушку.
Ни слова не говоря, Максим тут же нажимает на кнопку вызова медсестры – та появляется меньше, чем через минуту. Сквозь белесую дымку в глазах Алексу чудится розовый халат… «Я что, в той частной клинике, куда отвезли словившего бэдтрип Максима?» С него скидывают одеяло. Распыляют на плечо что-то приятно-холодненькое. Потом накрывают новой повязкой. Когда медсестра спускается ниже, до Алекса вдруг доходит, что на нём нет трусов! Но дёргаться уже поздно. И больно. Впрочем – как и просто смотреть на своё опухшее тело. Кажется, в лесу он выглядел поприличней…
– Я похож на варёного рака.
Максим почему-то не оценивает его шутку. Он стоит у двери, хмуря брови и сцепив руки на груди.
«Не смотри…»
Наконец девушка заканчивает и уходит. Алекс же разрешает себе снова дышать нормально – хоть повязки и лёгкие, а движения медсестры были очень ловкими, но всё равно у него пару раз сбивалось дыхание, к горлу подкатывал комок, а из глаз пытались брызнуть слезы.
«Ну что же я за слабак-то такой?!»
– Лучше? – снова приглушив свет, Максим возвращается к кровати, но на этот раз не садится, а остаётся стоять рядом. – Может, попросить сделать тебе ещё укол обезболивающего?
– Не… не надо… и так туман в голове. Кажется, ты там сказал что-то про «каждый день»?
Краткий всплеск игривого настроения не повторяется. Максим по-прежнему хмурится и отвечает тоже угрюмо:
– Я не вернусь.
– Что? Куда?
Судя по ощущениям, обезболивающего в Алекса влили не так уж и много, но почему же он тогда так тупит?
– В Москву.
– А как же фонд?
– Иринка разберётся.
– Ирина? Твоя сестра? А причём тут… – глупо хлопая глазами, Алекс заставляется себя сосредоточиться. – Она тоже была указана в завещании?
– Конечно. Но своё она уже давно получила. А что касается «Семейного фонда»… знаешь, я подумал, что если она смогла управлять своим садиком, то и с ролью председателя акционерного общества тоже как-нибудь справится.
Наконец-то по губам Максима проскальзывает тень от улыбки. Расплетя руки, он вздыхает полной грудью и обходит кровать. Упирается в пластиковую спинку руками и снова прищуривается. Алекс молча смотрит на него, боясь снова задать глупый вопрос – но всё-таки не выдерживает:
– Председателем? А как же ты?
– Ну… я оставил себе приличный кусок акций, так что если она не разрушит кормушку, в накладе не останется никто.
– Правда?
– М-м… в смысле?
– Всё правда так хорошо? И тебе ничем не пришлось ради этого поступиться?
– Ну… не то чтобы ничем… – оттолкнувшись от спинки кровати, Максим проводит по ней указательным пальцем, будто проверяя на наличие пыли, и опускает взгляд. – Например, я согласился «забыть» о заключении, которое видел в больнице, потому что вместо него откуда-то взялось новое, со свежей датой смерти. Так что по документам моя мама умерла всего месяц назад.
– И ты это так оставил?
– А что мне следовало сделать?! – Максим резко вскидывает голову. – Её не вернёшь… Да, эти хрыщи договорились скрыть её смерть… поддержали отца… но знаешь, я могу их понять: этим директорам совсем не улыбалось получить в председатели сопливого юнца, да ещё и психа. Зато теперь они готовы ходить передо мной по струнке. И дело не только в маме… я потратил достаточно времени на изучение истории фонда и обнаружил кучу скрытых операций – но большая их доля относится к тому времени, когда дед уже осел в Штатах, а отец ещё не взял власть в свои руки. Эти индюки во всю растаскивали фонд по кусочкам – но вдруг совет директоров неожиданно в едином порыве принялся снова работать на всеобщее благо… полагаю, это заслуга моего отца. Так что, если бы не он, в конечном счёте я не получил бы ничего, кроме долгов.
– Так ты… простил его?
– Нет, – Максим взъерошивает волосы, внося в распавшуюся укладку ещё больший беспорядок. – Но теперь нас ничего не связывает. Он занимается своей адвокатской конторой, Ирина – фондом, я же… хочу заняться кое-чем другим. И ты мне в этом поможешь.