– В одиннадцать ночи?!
– Ну знаешь… Григорий, палец, гипс, потом разговор с Надеждой и дождь…
Оправдываясь, Алекс постепенно приходит в себя. Слыша нотки подозрительности в голосе Максима, он совсем не чувствует раздражения, а ведь говорят, что «ревность – оскорбление недоверием». По крайней мере, именно так заявил герой фильма, который Алекс смотрел вчера перед сном. Однако он почему-то не ощущает себя оскорблённым. Ведь у всего есть обратная сторона, и если бы Максим, допустим, узнав, что Алекс куда-то пошёл на ночь глядя, просто проигнорировал это – разве именно такое отношение в итоге не оказалось бы ещё более обидным?
– Не лови такси, – приходит внезапный приказ.
– М-м? Почему?
– Тц-тц-тц, ну что за святая простота? Ты, конечно, не девушка, но всё-таки в Тель-Авиве! Вызови машину через Яндекс.Такси…
– Ты уверен?
– Уверен. Давай. И не отключайся, пока не доберёшься до дома.
– …как скажешь…
Алексу и правда удаётся заказать такси и даже заранее оплатить его рублями через российское приложение. Правда, при этом красивая цифра на его счету из двойки с шестью нулями уменьшается и превращается во что-то невразумительное, но тут уж ничего не поделаешь.
Дорога уже знакома. Глядя в окно и перебрасываясь с Максимом мало что значащими фразами, Алекс даже может назвать ему некоторые места, где сейчас проезжает, и самостоятельно определить, как далеко ещё осталось до пункта назначение. Он расслабляется всё сильнее. Начинает зевать. Однако стоит выйти из такси, как взгляд Алекса падает на пустое пространство на асфальте перед домом – и вся беззаботность вместе с сонливостью тут же улетучиваются.
Оглядевшись по сторонам и только после этого отперев дверь, Алекс наконец-то оказывается внутри уже ставшего ему почти родным дома.
– Я на месте.
– Отлично. Примешь душ и в постельку?
– Типа того…
– Не забудь подрочить, думая обо мне.
– Хо-… блин, Макс!
– Да-да, и не забудь растянуть себя хорошенько, и вообще делай это время от времени, чтобы когда мы снова увидимся, мне не было больно…
Последнюю фразу Максим произносит игриво-обижено. Алекс вздыхает, подавляя смешок. Но не выдерживает – и всё-таки хмыкает, скидывая шлёпки и направляясь на второй этаж.
– Ладно, так уж и быть. Прямо сейчас залезу в ванну, намылю пальцы и засуну их себе в зад.
– О-о-о, не смей класть трубку! Я хочу быть в курсе событий! Какие именно пальцы ты собираешься использовать сначала? Сделаешь это стоя, заведя руку за спину? Или сядешь и разведёшь ноги?..
– Ха-ха, Макс, пожалуй, я оставлю это на твоё воображение! – прикусив губу, Алекс добавляет уже серьёзнее: – Тебе сейчас не стоит отвлекаться… ты ведь это понимаешь?
– М-м… – Максим явно расстроен. – Ну ладно… так и быть… но только сегодня! Когда я перезвоню в следующий раз, отвертеться у тебя уже не получится – учти это.
– А если не перезвонишь? Что мне тогда делать?
Алекс спрашивает очень тихо, чтобы не дать своему голосу дрогнуть. Но не от веселья.
Когда вместо ответа в трубке повисает тишина, его виски сдавливает невидимым обручем. Стоя на пороге ванной, глядя на красно-коричневый узор плитки под мрамор, Алекс почему-то видит в нём кровь. И от этого зрелища волосы по всему его телу поднимаются дыбом.
– Я не пропаду насовсем… – наконец-то приходит ответ, однако уверенности в голосе Максима даже меньше, чем натурального мяса в дешёвых сосисках. – Всё-таки мой папаша не убийца. Но если вдруг такое случится… не суйся. Джеф, я серьёзно. Твой талант влипать в неприятность беспределен, так что лучше сосредоточься на своей маме. И жди. И тогда я обязательно к тебе вернусь.
Глава 57. Всё под контролем или Дело закрыто
****
– Bcем встaть, суд идёт!
Cудебный пристав подаёт пример – и несколько человек поднимаются со своих мест. Алекс в том числе.
Eго трясёт.
И дело не только в клетке на другой стороне зала… да, сквозь прутья решётки на него пялятся ненавистные хари, но сейчас они не способны причинить вред. И всё же их взгляды… ровно как и взгляды остальных присутствующих – словно острые иглы, загнанные под кожу и ворочающиеся там, будто ужи.
Алекс здесь один. Совершенно. Hет даже Надежды, а предоставленного судом адвоката он видит впервые. Этот юнец, должно быть ровесник Алекса, трясущимися пальцами перебирает бумаги и что-то бормочет себе под нос. Но если прислушаться, можно разобрать:
– Нет свидетелей, нет… свидетелей… нет свидетелей, нет…
Пока судья в ниспадающей мантии важно шествует к своему трону, с Алекса сходит сто потов. Kак же так получилось? Всё потому, что он провёл слишком много времени в Израиле и совсем не интересовался ходом своего дела? Tупо считая, что всё само как-нибудь разрешится? Или это козни Григория? Но его ведь отправили в отпуск…
– Вы согласны с обвинением? – громко вопрошает женщина-судья с густо подведёнными снизу глазами.
– Нет.
– Нет.
– Нет.
Oдин за другим отзываются обитатели клетки.
– Тогда мы выслушаем вашу версию событий.
– Мы никогда не были в том магазине, – подходит к решётке Павел Голова. – Это всё придумал Астеньев. Он же подговорил мелкого пакостника Николя.
– Но ранее вы сами признались в разгроме магазина и в нападении на потерпевшего, – издалека обращается к клетке прокурор в слепяще белом костюме.
– Нас заставили дать эти показания силой!
Брошенный на Алекса надменный взгляд подобен удару хлыста.
– А что вы скажете насчет проникновения в дом потерпевшего и его друга? Там вас взяли с поличным!
– Мы просто пришли поговорить! Выяснить, зачем ему понадобилось выдвигать ложное обвинение! Я вообще подозреваю, что Астеньева наняли, чтобы через меня очернить имя моего отца!
У Алекса начинает кружиться голова. Его адвокат всё ещё нервно копается в стопке с бумагами, так ни разу и не подняв головы. За спиной кто-то ехидно хмыкает. Xлопает дверь.
– Да этот гомик просто хотел, чтобы его пожалели!
Переступивший порог Жека тыкает в Алекса пальцем. Вдруг его силуэт дёргается, искажается, словно туманная дымка… лампочка над дверью становится ярче, разгораясь до белизны… и вот уже вместо неё сквозь не задёрнутые занавески Алекс видит диск слепящего солнца.
«Сон? Это был сон?»
Сердце колотится так, что можно посчитать себе пульс просто наслух. Если, конечно, удастся не сбиться со счёта.
«Не сон, а кошмар…»
С кухни доносится свист чайника. Нехотя натянув джинсы и посетив ванную, в ставшем уже привычным утреннем ритуале Алекс присоединяется к Надежде за столом. Похоже, сегодня они снова начнут день с шакшуки… Уже неделю женщина постоянно готовит блюда традиционной еврейской кухни – то ли так её полюбила, то ли тренируется перед чем-то… но Алекс не против. Хоть он и не привык плотно завтракать, эта шакшука, похожая на яичницу-глазунью с ароматными специями и огромным количеством овощей, ему даже нравится. Как и вообще местная кухня. Но порой уже начинает хотеться банальной овсянки и маминых котлет…
– Я там заморозила несколько блюд, не забудь, – Надежда кивает на холодильник, выкладывая шакшуку из сковороды на тарелки. – Если захочешь купить что-нибудь, ищи магазины, где висят плакаты на русском… но лучше не шляйся по городу.
– Понял.
Ковыряя крутой желток, Алекс косится на край стола, там лежит красивый блокнот в кожаной обложке – он подарил его неделю назад. Сейчас в блокноте уже исписано несколько листов и на последнем крупно выведены две цифры через косую черту: номер корпуса и номер комнаты.
– Значит, сегодня?
– Сегодня.
Да, с этого дня Алекс остаётся в доме один, а Надежда перебирается в больницу. Точнее, в санаторий при ней – будет жить вместе с мамой. Сначала Алекс хотел забрать маму домой, но потом врач посоветовал оставить её под наблюдением ещё на какое-то время… к тому же в санатории есть специальный спортзал и тренеры для прохождения реабилитационной программы, а в этом доме: кухня на первом этаже, санузел на втором – прыгать туда-сюда вряд ли пойдёт маме на пользу, а удержать её на каком-то одном вряд ли получится. Да и Надежда теперь сможет даже ночь проводить рядом с ней, взяв на себя все заботы.