Гугл по запросу «Изельштейн» первой строкой выдаёт статью на Википедии.
Фотография… годы жизни… учредитель фонда… акционерное общество… строительные подряды… кинотеатр «Олимпус», гостиница «Метрополь», сеть магазинов одежды «Шик»… глаза скользят по мелким буквам на узком экране, вспотевший палец левой руки листает страницу всё выше и выше…
– «Семейный фонд»? – Алекс никогда не учился в универе, поэтому он может только представить, что чувствуют студенты во время экзамена, однако сейчас ему кажется, что он сам проходит этот самый экзамен.
Но по взгляду экзаменатора пока совершенно не понятно, светит ему «неуд» или ещё есть надежда.
Дело в том, что женщина не улыбается, но и не хмурится. Скорее у неё снова задумчивый и рассеянный вид. Подавшись вперёд и сложив грудь на свои руки и стол, она смотрит на телефон Алекса, но кажется, что совершенно ничего не видит, полностью погружённая в свои мысли.
Развернув и подтолкнув смартфон ближе к ней, Алекс уточняет свой вопрос:
– Изельштейн основал «Семейный фонд», так? А потом переехал в Америку? Он хотел оставить его своему зятю, Юрию Зотову, но тот отказался?
Предположение кажется диким, но иначе почему Надежда сказала, что старик «пошёл своим путём»?
– Не совсем, – мотает та головой, продолжая смотреть на пустое место перед Алексом, где ранее лежал телефон. – Насколько я знаю, Юрию Васильевичу было сделано два предложения перед приездом в Москву: первое – жениться на дочери Изельштейна (это был уговор между их родителями или что-то в этом роде), а второе – поступить на юридический факультет. Похоже, что Изельштейн тогда очень боялся, что его предадут нанятые юристы и мечтал завести своего собственного, вхожего в семью. Карманного. Это как раз было время, когда основанный им благотворительный фонд должен был переродиться как акционерное общество с аналогичным названием: «Семейный фонд». Оставить же его он планировал своей дочери… Но случилось то, что случилось… и покинув страну, Изельштейн поручил присмотр за «Фондом» зятю, но с условием, что как только его дочь вернётся в общество, тот всё ей передаст. Естественно, всё было юридически закреплено в доверенности. И эта доверенность стала цепью, приковавшей Юрия Васильевича к акционерному обществу и его совету директоров: с одной стороны, у него не было права принимать важные решения и полноценно участвовать в управлении, с другой – он должен был регулярно отчитываться перед тестем о финансовой деятельности «Фонда» и помогать юротделу улаживать возможные проблемы. Конечно же, получая определённую долю от прибыли за свою работу. А так же средства на воспитание детей и лечение своей жены… Но Юрий Васильевич был способен на большее. И он совместил эту работу с открытием собственного юридического агенства, которое и сделало его знаменитым и востребованным, а потом и вовсе подарило звание «Адвоката номер один».
Несмотря на восхваляющий смысл, тон, которым Надежда заканчивает свой монолог, ничем не отличается от того, которым она его начинала: бесцветным и отрешённым.
Алекс же извлекает из услышанного ответ на волнующий вопрос: почему Григорий заикнулся о больших деньгах?
Конечно, Алекс даже отдалённо не может себе представить, о какой именно сумме идёт речь, но одних названий организаций, перечисленных в Википедии и находящихся в полном или частичном владении «Семейного фонда», хватает, чтобы натолкнуть на мысль о миллиардах.
Но зачем всё-таки Зотов скрыл смерть своей жены? Ведь больше не скованный доверенностью, он мог стать настоящим руководителем «Фонда» и прибрать всё богатство к рукам…
Или нет?
«Так вот почему она упомянула про завещание… старик хотел, чтобы тесть изменил его… а значит, там было что-то, что не устраивало Зотова… и что заставляло его думать, что смерть жены только ухудшит его положение!»
– Кого Изельштейн видел своим наследником, кроме дочери?
Надежда наконец отрывает взгляд от стола. Теперь она смотрит на Алекса с изумлением.
– А так не понятно?
Алекс поджимает губы.
– Смотри, – продолжает Надежда. – Судя по тому, что тот не доверил всю власть над «Фондом» Юрию Васильевичу, он продолжал надеяться, что его дочь сможет вернуться в общество. С самого начала зять для Изельштейна мало что значил. Возможно… Юрий Васильевич отправил к нему Ирину, чтобы возродить в дедушке трогательные воспоминания о дочери и склонить его переписать завещание, а значит, внучка вряд ли уже была упомянута в качестве наследницы… Таким образом у нас остаётся всего один вероятный кандидат.
– Максим?
– Максим.
Неожиданно в голову Алекса приходит пугающая мысль: а что, если старик пытался представить своего сына психом не для того, чтобы контролировать его или иметь какое-то оправдание на случай, соверши тот серьёзное преступление… а чтобы заставить тестя разочароваться во внуке и не оставить ему другого выбора, кроме как сделать наследником себя?
Алекса окатывает волной жара, а потом холода. К горлу подкатывает тошнота. Поднявшись со стула, он молча выходит из кабинета. После яркого света темнота коридора кажется непроницаемой, но Алекс помнит, что тот совершенно прямой, так что от него требуется только идти вперёд… уже через несколько шагов зрение немного проясняется, становится видно стены. А вот и дверь.
Влажный воздух комком забивается в лёгкие. На улице идёт дождь. Солнца не видно – то ли уже село, то ли скрылось за плотными тучами. В любом случае, Алекс смотрит на собравшуюся на асфальте лужу. Прямо за порогом. Потом вступает в неё обоими ногами. Почти босиком, так как шлёпки не приспособлены защищать ступни от воды…
– Поедешь домой? – раздаётся за спиной голос. – Или сначала позвонишь Максиму?
«Да, надо позвонить…»
Алекс, забывшись, суёт руки в карманы в поисках телефона, и тут же едва не рвёт правый гипсом. И вспоминает, что забыл телефон на столе. Оборачивается.
Надежда протягивает ему смартфон. Она снова собрана и деловита, даже голос её уже звучит как обычно: резко и немного агрессивно.
– Спасибо, – Алекс заходит в последние вызовы. Проматывает на один вниз. Но так и не нажимает.
– Не за что, – тем временем отвечает Надежда, обходя его, и перешагнув лужу, вступает в пелену дождя.
Но она не успевает отойти далеко.
– Извините! – спрятав телефон в карман, Алекс уже бежит следом. – Вы ведь отчитываетесь перед Зотовым о том, что здесь происходит?
– В каком смысле? – обернувшись, она почти кричит, придерживая над головой свою небольшую сумочку.
– Ну… как проходит лечение мамы, сколько денег на это уходит и всё такое?
Из-за шума дождя им обоим приходится напрягать голос.
– И?
– Вы не могли бы связаться с ним и узнать, что там с Максимом? Как-нибудь аккуратно?
Поджав губы, Надежда решительно направляется обратно под свод небольшого козырька. Достав свой телефон, старенькую раскладушку, она не глядя прижимает её к уху. Со стороны даже может показаться, но женщина только делает вид, что звонит, но когда Алекс тоже заходит под козырёк, она чуть сдвигает телефон, и становится видно светящийся экран и крутящуюся иконку идущего вызова. И эта иконка всё продолжает и продолжает крутиться. Пока не исчезает вместе с внезапно потухшим экраном.
– Чёрт, батарея… – скривившись, Надежда убирает раскладушку обратно в сумку. – Извини. Я попытаюсь позже ещё раз позвонить.
– Тут есть, где зарядить телефон?
– Есть, конечно. Это же больница.
– А, ну да…
– Ещё что-нибудь?
– Нет, спасибо…
– Ну тогда я вернусь к твоей маме. Думаю, ей пока не стоит рассказывать про твою руку?
– М-м… угу.
Глядя на исчезающею за серой пеленой женскую фигуру, Алекс в очередной раз достаёт свой смартфон. Он всё ещё колеблется: звонить или не звонить. Вдруг его звонок застанет Максима посреди важного разговора? К тому же… тот ведь обещал позвонить сам… а значит, пока или не может или не хочет этого делать. Так что разумнее не дёргаться и просто подождать.