Он, как и его отец, всегда спалсоружием под подушкой, нов
тот день перед выходом издому онвынул из револьвера патроны, а револьвер
положилв тумбочкуукровати."Он никогдане оставлял его заряженным",-
сказала мнеего мать.Я это знал и еще знал, что оружиеон держал в одном
месте, а патроны - в другом, отдельно,так, чтобы никто, даже случайно,не
поддалсяискушению пальнутьвдоме. Эту мудрую привычкупривил емуотец
после того, как однаждыутром служанка вытряхивалаподушку из наволочкии
револьвер, упав на пол, выстрелил: пуля пробила шкаф, прошла стену, с боевым
свистом пронеслась через столовую соседского дома и обратила в гипсовый прах
статую святого вчеловеческийрост, стоявшуюв главномалтарецеркви на
другом конце площади. Сантьяго Насару, тогда совсем еще ребенку, злополучный
урок запомнился навсегда.
Последнее,чтоосталосьвпамяти уего матери,- как он промелькнул
через ее спальню. Он разбудилее, когда впотемках ванной комнаты на ощупь
искалв аптечке аспирин, она зажгла свет и увидела его в дверях со стаканом
водывруке: таким ейсужденобылозапомнитьего навсегда. Именнотут
Сантьяго Насар и рассказал ей свой сон, но она не придала значения деревьям.
- Птицы во сне - всегда к здоровью,- сказала она.
Она смотрела на него из гамака, лежа в той самой позе, в какойя нашел
ее, сраженнуюдогорающейстрастью, когда вернулсявэтотвсемизабытый
городокипопыталсясложить изразрозненныхосколковразбитоезеркало
памяти. Она едва различалаочертанияпредметовдажепри светедня, и на
вискаху нее лежалицелебные листья от головной боли, которуюоставилей
сын, втот последний разпройдячерезееспальню.Лежанабоку,она
схватиласьзаверевкигамакавизголовьеистаралась подняться,ав
полумракестоялзапах крестильнойкупели, который поразил меняещев то
утро, в утро преступления.
Когда я появился в дверном проеме, ей снова на мигпочудилсяСантьяго
Насар. "Вот тут они стоял,- сказала она.-В белом некрахмаленом костюме -
кожа у него была такая нежная, что не выносила шуршания крахмала". Она долго
сиделавгамаке,пережевывалазернышкикардамона,покаунеепрошло
ощущение,будтосынвернулся.Тогдаона вздохнула: "В нембыла вся моя
жизнь".
И я увидел его. Только что,в последнюю неделю января,ему исполнился
двадцатьодин год, онбыл стройным ибелокожим,свьющимисяволосами и
такимиже арабскими веками,как у отца. Единственный сын супружеской четы,
вступившей в брак по расчету и ни на миг не познавшей счастья, однако сам он
выгляделсчастливыми при отце, которыйумер внезапнотри годаназад, и
оставшись вдвоем с матерью, выглядел счастливым до того самого понедельника,
досвоего смертногочаса. От материонунаследовал инстинкт. А у отцас
самогодетстваобучился владениюогнестрельным оружием, любви к лошадям и
выучке ловчей птицы; у него жеон научилсяи здравомуискусствусочетать
храбрость с осторожностью.