Тем более что небо теперь их не защищало; с тех самых пор, как пришла боль, стало возможным все, даже самое страшное. Поэтому, просыпаясь с рассветом, Лэрд сам не знал, удастся ли сегодня выкроить время, чтобы подержать в пальцах перо, или придется весь день гнуть спину, исполняя очередное поручение отца. Порой он и сам не знал, чего ему больше хочется, и каждый день честно трудился над тем, что ему выпадало. Он безропотно писал о страшных, жутких вещах – писал даже тогда, когда от воспоминаний о собственных снах его чуть не тошнило.
Первый снегопад начался ближе к вечеру того самого дня, когда Лэрд поведал о сражении Джэйса с твиком. Снег все валил и валил, небо быстро потемнело, и хотя до захода было еще далеко, Язону пришлось зажечь свечку.
Наконец эта часть истории была изложена, и Лэрд уже отложил перо, отодвинул в сторону чернильницу, как вдруг на дороге послышался грохот, заглушивший даже удары кузнечного молота в отцовской кузне, – то катилась повозка медника. Точь‑в‑точь как в древней пословице: первый снежок – медник на порог. На самом‑то деле Уайти‑медник заезжал к ним по несколько раз за год, однако с последним своим приездом он всегда старался подгадать так, чтобы попасть в Плоский Залив до настоящего снегопада.
Язон поднял голову, оторвавшись от своего занятия, – он сушил пергамент, чтобы чернила не размазались ненароком. По лестнице затопали башмачки Салы – она была еще маленькой и с трудом взбиралась на каждую ступеньку.
– Медник приехал! – крикнула она. – Медник приехал! И снег сегодня выпал!
Такому совпадению действительно стоило порадоваться – хоть что‑то в этом мире оставалось прежним. Лэрд закрыл ящик с перьями. Язон отложил пергамент. Буковки, выписанные Лэрдом, были такими маленькими и аккуратными, а сам рассказ был изложен настолько сжато, что только‑только подходил к концу первый лист пергамента.
– Хорошо сегодня потрудились, – заметил Язон. – Первую часть мы закончили. Самую трудную часть – для меня, во всяком случае.
– Надо идти, готовить меднику постель, – сказал Лэрд. – Он пробудет у нас всю зиму. Починит прохудившиеся мехи, а сумки из козьей кожи он мастерит такие хорошие, что хоть воду в них носи.
– Это и я умею, – пожал плечами Язон.
– Тебе надо писать книгу.
– Ну, пишешь ее больше ты, чем я.
Достав два матерчатых чехла с чердачных полок, они спустились вниз и выбежали во двор, даже не накинув куртки, хотя было уже довольно холодно. С неба падали хлопья снега – до сегодняшнего дня снег шел уже два раза, но быстро таял. А эти хлопья оседали на траве и листьях, облачая землю в белые одежды. На сеновале пахло лежалым сеном. Лэрд добрался до снопа, который выглядел чище остальных, и начал набивать свой чехол соломой.
– Значит, меднику два матраса, а мне всего один? – уточнил Язон.
– Медник останавливается у нас каждую зиму и ничего не платит за проживание, поскольку выполняет работу по дому. Он стал членом нашей семьи. – «А ты им никогда не станешь, потому что мать тебя невзлюбила», – про себя произнес Лэрд. Прекрасно зная, что это будет услышано.
Язон вздохнул:
– Зима будет суровой.
– Может, да, а может, и нет, – пожал плечами Лэрд.
– В этом году холодов не миновать.
– Гусеницы на деревьях, все как одна, покрылись волосами, да и птицы в этом году пролетели мимо нас, спешили подальше на юг. Хотя мало ли что?
– Юстиция и я по пути сюда сделали приблизительный прогноз погоды. Морозы будут стоять только держись.
Никто не умеет точно предсказывать погоду, особенно на такой длительный срок, но Лэрд уже ничему не удивлялся.