Но, лесные боги, чем же они кормят такую прожорливую живность? Есть в поместье баран и две овцы, они едят степные колючки. Есть старая белая кобыла, едва движется, видно, скоро прирежут ее. Есть коза — такое чувство, что волшебная, потому как доится, и молоком кормят графского младенца, на что графиня оказалась неспособна. Есть вол, еле-еле волочит копыта, а уж работает за целое стадо. Но — свиньи? Капризные, часто болеющие, много жрущие и бесполезные до самой своей смерти. Не слишком ли большая роскошь?
Джерри тщательно, щеточкой, сметал муку в миску, а мысль упорно крутилась вокруг амбара. Он вдруг представил, что одна крупная свинья могла бы питать их маленькую труппу чуть ли не целый год, если правильно обработать мясо.
«Стоп! — сказал он себе. — Ты не вор и никогда им не был! ».
Но что уже, и помечтать нельзя? Не думать о свинье, а точнее, о свинине, оказалось невозможно. Джерри просеивал желтоватую муку и старательно орал что-то про «вершины синих гор». На втором припеве ему довольно залихватски подпело чье-то нежное сопрано. Он оглянулся — прачка развешивала белье. К концу песни, когда ее выучил, наверное, уже весь замок, светлый образ свиного жаркого все-таки сдался и перестал маячить перед глазами.
На вторую неделю пребывания случилось непредвиденное. Один из сторожей южного сарая наступил на ржавый гвоздь. Рана не затягивалась, гноилась, нога распухла, что твой столб, и эта нелепая хворь свела мужика в могилу за каких-то три дня.
Барьер отчуждения между охранниками и всеми остальными был уже высок. Да и вряд ли среди всех графских крепостных и слуг нашелся бы мужчина необходимой комплекции. В итоге управляющий предложил сию должность Дану, который ухитрился как-то сохранить от прежней вольной жизни брюхо, а рост и так имел немалый. Джерри, хотя в росте не уступал, но был тощее обглоданной селедки, да и свиней охранять не стремился.
Дан назначению обрадовался. Увеличившимся пайком делиться, конечно, не собирался даже с Тори. Джерри пару дней понаблюдал, как пучит и раздувает вожака от доверенной ему хрюкающей тайны, и смеялся тихонько. Счастье оказаться на насесте повыше преобразило Дана, он даже стал менее вспыльчив.
Так и жили почти всю зиму. Тори стирала белье с местными прачками. Вики учила тутошнюю повариху делать лечебные мази и настойки, Бэт сидела за ткацким станком. Джерри молол муку и даже перекрыл крышу одной из угловых башенок — оказалось, он единственный в замке не боится высоты, звонарь в церкви, и то визжал от ужаса, еле сняли. Дан охранял графских свиней и по вечерам, приходя ночевать к Тори, долго разглагольствовал на тему поездки в столицу.
В конце-концов Джерри ворочался-ворочался, молчал-молчал, да и спросил:
— А может, сразу на Большой Карнавал в Силь-иль-Плене двинем? Главный Приз возьмем!
Где-то рядом тихонечко хмыкнула Вики.
— Не, — зевнул Дан, — это не сможем, конечно, что я, не понимаю…
Джерри понимал, что пора тормозить всеми четырьмя, но не получалось, язык был той мышцей, которая от голода не слабела.
— Отец бы смог, — ляпнул Джерри, переворачиваясь. — Где один раз, там и два.
— Это какой-такой раз? — осведомился Дан, и Джерри услышал, как заскрипели доски под грузным телом.
— Тот самый. Маску Волшебника помнишь? Она ведь была из Силь-иль-Плены. Там клеймо мастера на бархате.
Дан засмеялся.
— Это та тряпочка для подтирки задницы, которую ты, мелкая крыса, зарыл на могиле и думал, что я не увижу?
Кулаки Джерри непроизвольно сжались.
— Вот что я скажу тебе, парень. Шеннон точно стащил эту маску с какой-нибудь знатной дамочки, на что был верно мастер.
И доски вновь заскрипели под откинувшимся на спину Даном.
Джерри не уснул. Ему не хватало воздуха, он вышел во двор, да так и просидел там до самого рассвета.