Батюшка! матушка! просился Иванъ Горохъ, и меня отпустите, братьевъ и сестру отыскать благословите. – Что ты, дитя мое? въ одинъ голосъ сказали царь и царица, ты еще зеленехонекъ, молодехонекъ; братья твои пошли да пропали; и ты, какъ пойдешь, пропадешь. – «Авось не пропаду! сказалъ Иванъ Горохъ, а братьевъ и сестры доискаться хочу.» Уговаривали и упрашивали сына милаго царь съ царицею но онъ просится, всплачетъ, взмолится; въ путь дорогу снарядили, со слезами отпустили. Вотъ Иванъ Горохъ на волѣ, выкатился въ чистое поле; ѣдетъ онъ день, идетъ другой, къ ночи въ лѣсъ темный въѣзжаетъ. Въ лѣсу томъ избушка на курьихъ ножкахъ отъ вѣтра шатается, сама перевертывается. – По старому присловью, по мамкину сказанью: «Избушка, избушка, молвилъ Иванъ, подувъ на нее, стань къ лѣсу задомъ, ко мнѣ передомъ!» – И вотъ повернулась къ Ивану избушка, глядитъ изъ окошка сѣдая старушка и молвитъ: кого Богъ несетъ? Иванъ поклонился, спросить торопился: «Не видала ли бабушка вихря залетнаго? въ какую онъ сторону уноситъ красныхъ дѣвицъ?»
– Охъ, охъ молодецъ! отвѣчала старуха покашливая, на Ивана посматривая; меня тоже напугалъ этотъ вихорь, такъ что сто двадцать лѣтъ я въ избушкѣ сижу, никуда не выхожу: неравно налетитъ, да умчитъ; вѣдь это не вихорь, а Змѣй-Лютый! – «Какъ бы дойти къ нему?» спросилъ Иванъ. – Что ты, мой свѣтъ, Змѣй проглотитъ тебя! – «Авось не проглотитъ!» – Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово изъ змѣиныхъ палатъ воды принести, которою всплеснешься-помолодѣешъ, примолвила она, черезъ силу шевеля зубами. – «Добуду, принесу, бабушка, слово даю.» – Вѣрю на совѣсть твою, Иди же ты прямо, куда солнце катится; черезѣ годъ дойдешь до Лисьей горы; тамъ спроси, гдѣ дорога въ Змѣиное царство. – «Спасибо, бабушка.» – Не на чѣмъ, батюшка. – Вотъ Иванъ Горохъ пошелъ въ сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дѣло дѣлается. Прошелъ онъ три государства, дошелъ и до Змѣинаго царства. Передъ городскими воротами увидѣлъ онъ нищаго, хромаго, слѣпаго старика съ клюкой, и подавъ милостыню, спросилъ его, нѣтъ ли въ томъ городѣ царевны молодой, Василисы, косы золотой! – «Есть, да не велѣно сказывать,» отвѣчалъ ему нищій. Иванъ догадался, что сестра его тамъ. Добрый молодецъ смѣлъ, прибодрился, и къ палатамъ пошелъ. На ту пору Василиса краса, золотая коса, смотритъ въ окошко, не летитъ ли Змѣй-Лютый, и примѣтила издалека богатыря молодаго, знать объ немъ пожелала, тихонько развѣдать послала: изъ какой онъ земли, изъ какого онъ рода, не отъ батюшки ли присланъ, не отъ матушки ль родимой?
Услышавъ, что пришелъ Иванъ, братъ меньшой, (а царевна его и въ лицо не знавала) Василиса къ нему подбѣжала, встрѣтила брата со слезами. «Бѣги поскорѣе, закричала; бѣги, братецъ, – скоро Змѣй будетъ; – увидитъ, погубитъ!
«Сестрица любезная! отвѣчалъ ей Иванъ, не ты бы говорила, не я бы слушалъ. Не боюсь я Змѣя и всей силы его.» – Да развѣ ты, Горохъ? спросила Василиса, коса золотая, чтобъ сладить съ нимъ могъ? – «Погоди, другъ сестрица, прежде напой меня; шелъ я подъ зноемъ, пріусталъ я съ дороги, такъ хочется пить!» —
– «Что же ты пьешь, братецъ?» – По ведру меду сладкаго, сестрица любезная.
Василиса, коса золотая, велѣла принести ведро меду сладкаго, и Горохъ выпилъ ведро за одинъ разъ, однимъ духомъ; попросилъ налить другое!
Царевна приказать торопилась, а сама смотрѣла, дивилась. – Ну, братецъ, сказала, тебя я не знала, а теперь повѣрю, что ты Иванъ Горохъ. – «Дай же присѣсть немного, отдохнуть съ дороги.»
Василиса велѣла стулъ крѣпкій придвинуть, но стулъ подъ Иваномъ ломается, въ куски разлетается; принесли другой стулъ, весь желѣзомъ окованный, и тотъ затрещалъ и погнулся. – «Ахъ, братецъ, вскричала царевна, это стулъ Змѣя-Лютаго.» – Ну, видно я потяжеле, сказалъ Горохъ усмѣхнувшись; всталъ и пошелъ на улицу, изъ палатъ въ кузницу. И такъ заказалъ онъ старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посохъ желѣзной, въ пятъ сотъ пудъ. Кузнецы за работу взялись, принялись, куютъ желѣзо; день и ночь молотами гремятъ, только искры летятъ, черезъ сорокъ часовъ былъ посохъ готовъ. Пятьдесятъ человѣкъ несутъ, едва тащутъ, а Иванъ Горохъ взялъ одной рукой, бросилъ посохъ вверхъ. Посохъ полетѣлъ, какъ гроза загремѣлъ, выше облака взвился, изъ вида скрылся.
Конец ознакомительного фрагмента.