Одному французскому скульптору он заказал мраморную группу, где рядом с ним,
президентом, стояли Наполеон, АлександрВеликийиещедва-тричеловека,
которых он счел достойными этой чести.
Он обшарилвсюЕвропу,чтобыдобытьсебезнакиотличия.Деньги,
интриги, политика - все годилоськаксредствополучитьлишнийорденот
королей или правителей. В особо торжественныхслучаяхвсяегогрудь,от
одного плеча до другого, была покрыта лентами, звездами, орденами, крестами,
золотыми, розами,медалями,ленточками.Говорили,чтовсякий,ктомог
раздобыть для него новую медаль иликак-нибудьпо-новомупрославитьего,
получал возможность глубоко запустить руку в казначейство республики.
Наэтом-точеловекеисосредоточилисьпомыслыКьоу.Благородный
разбойник заметил, что на тех, ктольститнепомерномучестолюбиюЛосады,
целыми потоками льется дождьбогатыхищедрыхмилостей.Ктожевправе
требовать от него, от Кьоу, чтобы он раскрылзонтикдлязащитыотэтого
ливня!
Вскоре в Коралио прибыл новый консул иосвободилКьоуотвременного
исполнения обязанностей. Новоприбывший был молодойчеловек,толькочтос
университетской скамьи, и цель жизни у него была одна: ботаника. Консульская
служба в Коралио давала ему возможность изучать тропическуюфлору.Очкиу
него были дымчатые, а зонтик зеленый. На прохладной террасеконсульстваон
поместил такое количество всевозможных растений, что неосталосьместани
для бутылки, ни для кресла. Кьоу посмотрел на него с тоскою, нобезвсякой
вражды, и начал упаковывать свой чемодан,ибоегоновыепланытребовали
путешествия за море.
Вскоре снова прибыл "Карлсефин" - пароход-бродяга -исталгрузиться
кокосовыми орехами для нью-йоркского рынка,Кьоуустроилсяпассажиромна
этот пароход.
- Да, я еду в Нью-Йорк, - говорил он знакомым,собравшимсянаберегу
проводить его. - Но не успеете вы соскучиться, как я буду здесь опять.Надо
же заняться художественным воспитанием этой желто-черно-красной страны. И не
такой я человек, чтобы оставить еевраннихконвульсияхцинкографической
стадии.
С этой загадочной декларацией он взошел на пароход.
Через десять дней, дрожа от холодаивысокоподнявворотниксвоего
легкого пальто, он ворвался в мастерскую КэролосаУайтанаверхнемэтаже
многоэтажного дома на Десятой улице в Нью-Йорке.
Кэролос Уайт курил папиросу и поджаривал на керосиновой печкеколбасу.
Ему было всего двадцать три года, и его идеи об искусствебыличрезвычайно
благородны.
- Билли Кьоу! - вскричал Уайт, протягивая левуюруку(вправойбыла
сковородка). - Откуда? Из каких нецивилизованных стран?
- Здравствуй, Кэрри! - сказал Кьоу, пододвигаястулкпечкеигрея
около нее окоченелые пальцы. - Хорошо, что яразыскалтебятакскоро.