— Итак… — Кадан раскинулся на кровати, закинув одну обнажённую ногу на другую. В зале стоял терпкий запах духов с ветивером, но ему было всё равно. — У вас есть невеста.
Рауль нахмурился и отодвинулся от него.
— Хотя бы вы не терзайте меня.
— Но у вас есть невеста.
— Да, это так.
— Следовало ожидать… — Кадан сел, и не думая прикрываться простынёй, — следовало ожидать, что все ваши слова — пустой трёп.
Он не знал почему, но теперь, когда он увидел Силвиан, его ненависть к Раулю стала ещё сильней.
Рауль молчал какое-то время. Затем спросил, не скрывая злости:
— А вы думали, я женюсь на вас?
— О, нет, что вы. Мне бы такое и в голову не пришло. Я всегда знал, что вы поиграете со мной и вышвырните прочь.
Рауль напряжённо засопел. Затем схватил его за плечо и притянул к себе. Близость чужого тела обжигала обоих, и Кадан почувствовал, как напрягается член — но злость была сильней.
— Как мне доказать, что я люблю вас? — прошептал Рауль в самое его ухо, касаясь горячим дыханием нежной кожи. — Как мне заставить вас так же полюбить меня?
Кадан накрыл руку Рауля, сдерживавшую его, своей узкой рукой.
— Для начала, — сказал он, — было бы неплохо, если бы вы убедили меня в том, что считаете меня равным вам.
— Что я делаю не так?
— О, всё так. Пока вы, благородный маркиз, желаете, чтобы всё было так.
— Кадан, перестань!
— До тех пор, пока у меня нет титула, как я могу вам доверять? Ведь слово дворянина перед простолюдином — ничто. Его незачем соблюдать.
— Вот оно что… — протянул Рауль и откинулся на подушки, отпустив его.
Он лежал и смотрел на тонкую спину, расчерченную цепочкой позвонков, которую неудержимо хотелось целовать.
— Вы хотите, чтобы я попросил за вас короля, — констатировал он.
Кадан изогнул бровь и посмотрел на него через плечо.
— А что, если и так? Уверен, он бы вам не отказал.
Рауль пожал губы.
— Но тогда вы признаете… вы будете принадлежать мне всегда.
Кадан не ответил. Он стащил с Рауля одеяло и, растянувшись вдоль его ног, коснулся губами паха.
— Я давно уже ваш… — пуская по члену струйки горячего дыхания, прошептал он.
В скором времени домашняя жизнь Рауля приобрела большую сложность. Будущая супруга и любовник его жили бок о бок. Каждый имел свой особый статус в его глазах, и каждый был недоволен: Силвиан — тем, что Рауль недостаточно много времени проводит с ней, Кадан — тем, что Рауль в любой момент может избавиться от него.
Рауль не мог выбирать, с кем ему вступать в брак и вступать ли в брак вообще — он прекрасно об этом знал. Брак его был делом политическим и представлял собой своеобразное заключение договора, призванное упрочить союз между двумя знатными семьями — герцогами де Ла-Клермон и герцогами де Робер. В отличие от Силвиан, которая приносила Раулю обширные земли, включающие в себя земледельческие угодья и прибрежную полосу, дающую возможность контроля морских торговых путей, Кадан мог подарить ему только своё тело — и бесконечные траты на свой гардероб.
Роль невесты, впрочем, этим и ограничивалась. Рауль знал, что не в её воле разорвать оговоренный герцогами союз — и не собирался ухаживать за ней.
Но, казалось, ни Силвиан, ни Кадан не желали этого понимать. Ни один из них не собирался отступать на задний план.
Соперничество это длилось не только в присутствии Рауля, но и за его спиной.
Если Силвиан заказывала себе новое платье, то Кадан тут же заказывал два.
Если к свите Кадана присоединялся ещё один паж — Силвиан тут же писала отцу, чтобы прислал троих. Она ни в чём не собиралась уступать «безродному юнцу».
Даже количество комнат, которое занимал каждый из них, стало камнем преткновения — Силвиан было выделено пять комнат на третьем этаже, в то время как Кадан давно уже занимал семь на втором. Больше во дворце свободных комнат не нашлось, но Силвиан никак не устраивал такой расклад, Кадан же не собирался уступать и переезжать, так что в скором времени Рауль был вынужден распорядиться о строительстве флигеля, где она могла бы занять целый этаж.
Рауль, желая разрядить обстановку, пошёл на уступки обоим: он назначил свадьбу и предложил Силвиан заняться подготовкой приёма, а по поводу Кадана написал прошение королю.
Письма от герцога продолжали приходить одно за другим, но каждый раз, когда Рауль собирался отправиться домой, Кадан смотрел на него так, что у Рауля пропадало всякое желание жить.
— Тебе мало того, что ты намереваешься вступить в брак, — тихо и холодно говорил Кадан, — ты решил ещё и бросить меня наедине со своей будущей женой?
Рауль отыгрывался в постели. Если в обычной жизни он готов был исполнить любое желание Кадана, то ночью тот целиком и полностью, без права на отказ, подчинялся ему. Рауль брал его жёстко, как завоеватель раба, вбивал в матрас и сжимал запястья так, что наутро оставались синяки.
Кадан демонстрировал ему эти следы как подтверждение того, что Рауль в вечном долгу перед ним, и всё снова возвращалось на круги своя.
К середине осени, когда деревья оделись золотой листвой, Рауль всё же решил отправиться к отцу. Тот собирался провести зиму в Фонтенбло, но пока ещё оставался в своём поместье в Аквитании.