Она ощущала себя несносно наивной в этом мире причудливой красоты и неприкрытой сексуальности.
— Мадам сказала, что я слишком миниатюрна в груди. — Энн говорила тихо, поддавшись своему настроению. — Что талия пышнее, чем надо, а ноги сойдут. И чтобы я не тревожилась: она все сделает в лучшем виде.
Майкл взял ее за подбородок, и Энн пришлось посмотреть ему прямо в глаза.
— А мне она сказала совсем другое. — В его интонациях и выражении лица не было ни малейшего осуждения.
— Да? — Голос Энн задрожал. — Я бы не доверяла ее суждениям.
В глазах Майкла заплясали искорки смеха, будто солнечный лучик потревожил темную гладь озера.
— Ока сказала, что твои груди крепкие и полные, как у девушки, талия в полном порядке, а ноги, как у скаковой лошади.
Энн вспомнила сквозняк из-за штор и огонь фиалковых глаз, опаливший ее.
— Ты подглядывал, когда мадам меня измеряла! — возмутилась она. Он видел ее голой, в одних чулках и шляпке с нелепым плюмажем, из-за которого она казалась себе неуклюжей кобылой.
— Да.
— Я не могу носить изделия мадам Рене.
Майкл сурово сжал губы.
— Почему?
— Я в трауре. — У нее перехватило горло. — Мои родители умерли десять месяцев назад.
Лицо Майкла разгладилось. Или, быть может, он и вовсе не хмурился. Разве можно понять этого человека, который утверждает, что жаждет ее так же сильно, как она его.
— И поэтому ты пришла ко мне? — Шероховатые пальцы пробежались по ее щекам, коснулись ушей.
— Нет. Из-за страха. Я пришла к тебе, испугавшись, что однажды останусь такой же одинокой и несчастной, как они.
Их взгляды встретились.
— И тем не менее ты за ними ухаживала.
— У них больше никого не было.
— Ты не хочешь выходить со мной сегодня. — Его ресницы взлетели вверх. — Стесняешься?
Слышал ли он модистку? Больно ли ему, когда на него таращатся? Обсуждают?
Неужели найдется хоть одна женщина, которую он не сумеет пленить?
— Если бы женщина стеснялась мужчины, она не стала бы платить ему десять тысяч фунтов, месье д'Анж, — твердо ответила Энн.
— Тогда чего ты испугалась, когда я предложил показаться в свете?
Как он сказал? Иногда ложь — единственное, что нас защищает. Но сейчас нет нужды лгать. Они оба испытывают желание.
Энн гордо распрямила плечи.
— Я испугалась, когда поняла, что если нас увидят вместе, то все догадаются — ты со мной только потому, что я тебе заплатила.
Шелковистые губы Майкла скривились.
— Энн…
— И потому, что знаю: свет не поощряет физических желаний женщины, как ты и мадам Рене. Пойдут слухи, сплетни. Меня перестанут принимать в приличных домах.
Сквозь приглушенный городской шум прорвался веселый смех: модистка принимала новую посетительницу. Быть может, и она некогда была клиенткой Майкла? Энн тут же выкинула эту мысль из головы. Нет, она не позволит условностям разрушить их короткое счастье.
Энн положила ладони на его руки и ощутила шершавость шрамов… И жар его тела.
— Но я готова заплатить и эту цену.
Майкл наклонился.
— Значит, ты согласна носить платья мадам Рене… пока мы вместе?
Энн машинально облизала губы в предвкушении поцелуя.
— Да.
— А потом, когда кончится траур?
— Да, — солгала она.
Платья завернут в ткань, положат в чемодан и отправят на чердак к ее детским вещам. Губы Майкла потерлись о се губы.
— Поехали домой.
Домой к нему, в дом с ароматом цветов, а не запахом лекарств. Где царит наслаждение, а не страдание. Дыхание Энн участилось.
— Я не могу быть с тобой так рано… после вчерашнего.
Их губы снова встретились.
— Есть другие способы доставить тебе удовольствие.
Ее моментально бросило в жар.