Я опустила взгляд, не в силах смотреть в лицо Радиму: усталое, изможденное, словно застывшее. Внимание привлекла шеренга деревянных фигурок на столе. Миниатюрные изображения животных были невероятно реалистичными. Казалось, щелкни пальцами – и они разбегутся, разлетятся в разные стороны. Одну из них Радимир держал в раненой руке. Почему-то я даже знала, кто их вырезал. Сердце внезапно подскочило, и я стала лихорадочно соображать, как же спросить об Альгидрасе, чтобы это не выглядело подозрительным. Я ведь с ума сойду, если не узнаю, что с ним. Ведь тот дружинник на берегу сказал: «Какой из него воин в ближнем-то бою?». И даже если и были те слова продиктованы завистью к побратиму воеводы, истину-то это не меняло. Я вздохнула, набираясь храбрости. Спрошу прямо. Пусть думают, что хотят. В конце концов, могу же я… В этот момент за моей спиной что-то стукнуло, заставив резко обернуться.
На полу у стены, так, что и не увидишь с порога, сидел Альгидрас. Кажется, он снова был одет в Радимову рубашку, судя по тому, как были закатаны рукава. Он выглядел таким же бледным и изможденным, как и Радим. На полу меж его коленей был расстелен кусок ткани, усыпанный стружками. И в эту самую минуту он сосредоточенно что-то вырезал из небольшого куска дерева, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я заметила, что резец он держал в левой руке.
– Целы, – вырвалось у меня с таким облегчением, какого я сама от себя не ожидала. Захотелось сказать что-нибудь хорошее, радостное, чтобы Радим наконец улыбнулся, а Златка прекратила хмурить брови и наматывать русую прядь на палец, все сильнее вытаскивая ее из прически, чтобы Альгидрас хоть как-то отреагировал.
Резец Альгидраса на миг замер, но сам он даже не поднял головы.
– Не все, – услышала я хмурый голос Радима.
Я оторвала взгляд от рук Альгидраса, поняв, что его уверенные движения гипнотизируют, и растерянно посмотрела на Радима. «Не все?»
Злата присела рядом с мужем, опустив взгляд и сжав его ладонь.
– А…
– Шестеро на берегу и еще шесть в море, – едва слышно проговорила Злата, прижимаясь щекой к плечу Радима, словно застывшего при этих словах. Злата начала называть незнакомые имена, а я стояла и старалась как-то осознать, что возможно, кто-то из этих людей укрывал меня сегодня щитом, что они выбегали на берег через ту же калитку, через которую Альгидрас втащил меня под прикрытие стен, но мозг отказывался принимать эту правду. Видимо, ему хватило сцены на берегу.
– А с лодьей той что? – произнесла я, когда Злата наконец перестала называть имена погибших, бывших чьими-то родными и близкими.
Радим поднял на меня тяжелый взгляд.
– Ни к чему тебе это! – неожиданно резко ответил он.
Я не успела даже удивиться, как за спиной раздалось:
– Если это те же квары… – голос Альгидраса прозвучал сипло, будто простуженно.
– Я уже сказал: нет! – повысил голос Радимир, бросив сердитый взгляд за мое плечо.
Альгидрас откашлялся и снова просипел:
– Она могла бы кого-то узнать, Радим. Может…
– Не могла бы! – рявкнул Радимир.
Я растерянно обернулась к Альгидрасу, который, приподнявшись, поставил на стол небольшую фигурку совы и достал из лежащей у его ног сумки новую заготовку. На резкий ответ Радима он никак не отреагировал, лишь чуть поморщился, словно от головной боли.
– Радимушка, – примирительно проговорила Злата. – Ну, может, осторожно… Может, Олег все-таки прав, и Всемилка узнает кого…
– А сама не хочешь посмотреть, что от них осталось? – жестко произнес Радимир.
Я растерянно моргнула, и вдруг кусочки головоломки встали на свои места. Осталось? То есть, мне предлагали посмотреть не на живых людей? Меня резко замутило, едва я представила в красках, что оставили дружинники от врагов, покусившихся на жизнь их воеводы.
Я отступила на шаг, отчаянно замотав головой. Что угодно, только не это – я просто не смогу. Я… я не выдержу. Я в жизни не видела подобного, кроме как в кино. Я и фильмы-то кровавые смотреть не могла, а тут…
– Злате смотреть незачем, она никого не узнает, – негромко проговорил Альгидрас, – а вот…
– Сколько раз повторить?! – по голосу Радима я поняла, что еще слово из того угла, и побратима он лишится прямо сейчас. – Не хуже меня знаешь, что не для Всемилки это. Хватит с нее.
– Радим, – примирительно, – ты не о том сейчас печешься, пойми. Сам знаешь, что иногда нужно…
Я резко обернулась к говорившему. Да что этот мальчишка себе возомнил? Это мелкая месть за то, что я чем-то выбила его из колеи там, на берегу? Чего доброго он сейчас уговорит Радима. А я… я не смогу. Я сорвусь, признаюсь. Да что угодно сделаю, только бы не сближаться с этим миром настолько.
– А ты ждешь не дождешься, чтобы я на это полюбовалась? Да? – я сама не заметила, что почти кричу. – Лично тебе от этого намного легче станет? Да?
Я поняла, что впервые в жизни мне хочется ударить человека. Сильно-сильно ударить.
– Лично мне все равно, – глядя мне прямо в глаза, медленно произнес Альгидрас.
– Значит, не лезь, куда не просят! – с нотками истерики выкрикнула я, понимая, что еще пара реплик, и я точно сорвусь. И пусть кто-то попробует обвинить меня в истеричности. Это им тут с детства такое привычно.
В эту минуту я даже не вспомнила, что еще совсем недавно сходила с ума от беспокойства за этого мальчишку и что переживала за него ничуть не меньше, чем за Радима. Сейчас же меня захлестнула жгучая злость. Я – не Всемила! И я не собираюсь платить за ее грехи. И если он настолько слеп, что не в состоянии заметить, что я не делаю гадостей лично ему, то я не собираюсь это терпеть. Я-то думала, это Всемила цепляла несчастного мальчика почем зря, а мальчик, оказывается, горазд ненавязчиво мстить, прикрываясь заботой о благе Радимира. Почему-то в те минуты я не думала, что предложение Альгидраса в какой-то мере разумно. Загадочное похищение сестры воеводы и покушение на самого воеводу вполне могли быть звеньями одной цепи. Он же не в курсе, что в первом случае это были не квары. И логичнее всего было бы устроить мне допрос с пристрастием о предполагаемом плене, а не оберегать тонкую душевную организацию. Кстати, очень странно, что Радим, вопреки здравому смыслу, этого не делает. Я бы не удивилась, прислушайся он к побратиму.
Но в те минуты на кону стояли мои благополучие и здравый рассудок, и я не собиралась вникать в доводы Альгидраса. Он несколько секунд смотрел мне в глаза, потом скользнул взглядом по шее, где еще совсем недавно была вышивка, выбившая его из колеи, резко вздохнул и открыл рот, чтобы что-то сказать.
– Олег! – предостерегающе начал Радимир.
– Радимушка, не нужно на Олега так… – жалобно проговорила Злата. – Он же как лучше…
– Златка! – похоже, Радима понесло, и сейчас под раздачу попадут все, кроме меня.
– Радим, я сама могу. Не нужно из-за меня… – я резко обернулась к брату Всемилы, неловко взмахнув рукой, и случайно сбила две деревянные фигурки из шеренги, выстроенной Радимом на столе.
Фигурки отлетели в сторону и покатились по полу. Я застыла, поняв, что со стороны это выглядело как вполне осознанный жест, будто я специально… Я обернулась к Альгидрасу. Он, закусив губу, продолжал что-то вырезать. Я понимала, что должна извиниться. Вот только как? В растерянности я оглянулась на Радимира. Он хмуро смотрел на стол, передвигая с места на место маленькую копию Серого. То, что это Серый, было понятно сразу: по чуть заломленному левому уху и торчащей на загривке шерсти. Я подняла взгляд на Злату. Та едва заметно покачала головой, не глядя на меня, и, соскользнув с лавки, подняла с пола упавшие фигурки.
– Я… Я не специально, – пролепетала я, понимая, что оправдания звучат глупо.
Злости как не бывало. Радим вздохнул, Злата вновь покачала головой, а я повернулась к Альгидрасу.
Все та же закушенная губа, нахмуренный лоб. Только резец скользит по дереву да стружки летят.
– Прости, я не специально! – твердо произнесла я. – И кричать я не хотела.