Что же сказал Джейк? «Я отец этого ребенка и имею на него права. Если мне придется протащить вас через все суды на свете, я это сделаю».
Страх, холодный сковывающий страх пронизывал все существо Энни, путая и сбивая мысли. Что он хочет? Родительские права, опеку?
Да! Он сказал, что в клинике в документы вкралась ошибка. Он и его жена должны были пройти процедуру искусственного оплодотворения. Ясно же, что они хотят ребенка.
Хотят Маделин.
В животе у нее образовался холодный ком, и она почувствовала позывы к рвоте. Энни крепче прижала девочку к себе.
«Я адвокат, – сказал Джейк. – Чертовски хороший адвокат».
Энни поверила ему. В нем была та уверенность в себе, которую порождает успех. Это чувствовалось во взгляде, голосе, манере поведения. Он привык побеждать. Привык получать то, что хочет.
А он хочет Маделин!
Энни уставилась на длинную тень, которую отбрасывала на стену колыбелька. Перекладины напоминали тюремную решетку. Наверное, ей надо что-то делать, пока не вмешался закон. Может, она должна схватить малышку, вскочить в свой старый ржавый пикап и уехать?
Но куда? Губы ее болели, и Энни поняла, что искусала их. Впрочем, эта боль была ерундой по сравнению с той, которую она чувствовала в сердце.
«Думай, – приказывала она себе. – Успокойся и думай».
Она может переехать в другую страну, найти себе там убежище. Уехать надо сегодня же ночью, пока Джейк не успел собрать документы, чтобы подать на нее в суд, или что он там еще может сделать.
Да, но чтобы начать жизнь в другой стране, потребуются деньги, и намного больше того, что у нее есть.
Энни закрыла глаза, в ушах у нее зазвучал голос Джейка: «Я сейчас уеду, но я вернусь». У него жесткий рот, скулы твердые, как гранит, глаза полны решимости. Она раньше никогда не видела у кого-либо на лице выражения такой решимости.
Он не из тех, кто легко сдается. Если она убежит, он постарается найти ее. Ей придется жить под другим именем, переезжать с места на место, но и тогда она вряд ли почувствует себя в безопасности.
– Нет, – прошептала Энни в темной комнате. Она никогда не сможет чувствовать себя уверенной в том, что Джейк не найдет ее. Она будет растить Маделин, постоянно оглядываясь через плечо: не гонятся ли за ней, и не сумеет нигде пустить корни.
А корни – это именно то, что должно быть у ее дочери. Она хотела, чтобы Маделин всегда ощущала, что у нее есть дом. Родители не дали ей такой возможности, но Энни чувствовала свои корни, гостя у дедушки и бабушки. Именно поэтому она и приехала на ферму.
– О, дедушка, как бы я хотела, чтобы ты был здесь! – пробормотала Энни. – Как мне понять, что я должна делать?
Она теперь больше ни в чем не уверена, кроме того, что любит Маделин.
«Никто не сможет так любить моего ребенка, как я», – думала Энни страстно. И она сделает все, что в ее силах, чтобы Маделин осталась с ней.
Малышка тревожно зашевелилась, и Энни поняла, что прижимает ее к себе слишком сильно, как будто боится, что ее вырвут у нее из рук.
Маделин открыла глазки и захныкала.
– Все в порядке, дорогая, – прошептала Энни.
Но Маделин чувствовала, что это не так. Она стала хныкать и брыкаться. Энни вновь запела колыбельную:
– Спи, маленькая, ничего не говори. Папа купит тебе птичку.
Проклятие, о папе Маделин ей больше всего и хотелось забыть. Она не сомневалась, что это Джейк. Слишком уж они с девочкой похожи. Это не может быть совпадением.
Энни запела припев:
– Если эта птичка петь не будет, мама купит тебе бриллиантовое колечко.
Но у нее нет денег на бриллиантовое колечко, еще меньше – на судебные разбирательства. Все ее деньги вложены в ранчо. А Джейк наверняка богат. Костюм на нем дорогой, а стоимость часов, пожалуй, равна ее годовому доходу.
Маделин снова закрыла глазки и задышала ровно и спокойно.