Хотя, надо сказать, веселье уже шло в режиме, который товарищ Корягин назвал «на грани фола». Все уже искупались голыми в ночном море. Потом танцевали под кассетный магнитофон на пляже, рискуя сломать ноги. При этом некоторые «забыли» одеться.
Потом было объяснение с невесть откуда взявшимися пограничниками (в СССР все побережье считалось приграничной зоной), которое закончилось благополучно только после того, как новый представитель заказчика, Андрей, отвел погранцов в сторону и убедительно с ними о чем-то пошептался.
Но, на взгляд Ольги чего-то не хватало.
Было уже два часа ночи. Все сидели у костра, пели песни, которые становились все более грустными, лениво пили вино и остывший чай. В паузе между песнями раздался скрип гальки.
– Опять что ли погранцов черт несет, лениво бросил кто-то.
– Нет, коллеги, это не погранцы.
Владислав Блохинов вышел в освещенный костром круг.
– Ели нашел вас, бойцы научного фронта. Как, примите в компанию?
Куда ж мы денемся, – подумал Петр, и, наверное, не только он один. Но сказал совершенно другое.
– При двух условиях. Первое, пьете штрафную, и второе, выставляете личному составу дополнительную дозу.
– Обижаете, Петр, – Блохинову с трудом давалось обращение к Буробину на «вы», – я все же тоже геофизик со стажем.
Да какой ты геофизик, – опять подумал Петр. Но промолчал. Между тем, Блохинов позвал кого-то из темноты. И сопровождавший его шофер вынес ящик марочного крымского вина.
Народ при виде халявы заметно оживился. Пошли новые тосты, анекдоты. Песни стали веселее.
– Куража не хватает, славяне! – вдруг сказал Петр. И попросил гитариста, знавшего, кажется, все песни, бытовавшие в этой среде – Виталя, давай из Высоцкого «Сто сарацинов я убил во славу ей».
Гитарные аккорды рванули тишину.
А Петр запел про рыцаря, который претендует на любовницу короля.
Король от бешенства дрожит, но мне она принадлежит.
Прости мне Бог, я презираю короля.
– орал Петр. А потом, закончив песню, произнес тост:
– Обещают нам гурий прекрасных в раю, но прекраснее та, с кем сегодня я сплю… Пардон, пью, – поправился он. И продолжил, – Из далека лишь бой барабанный приятен, дайте сейчас, а посулы я вам отдаю.
За присутствующих дам!
Он вскочил, стоя опорожнил свою кружку «с локотка» и поцеловал сидевшей между ним и Блохиновым Тамаре ручку.
Все со смехом последовали его примеру, пили, целовали сидящим рядом женщинам руки.
– А вы здесь не скучаете, – холодновато сказал Блохинов жене. И она почувствовала себя не в своей тарелке.
Он что, совсем с ума сошел, – с досадой подумала она о Петре. И вдруг остро осознала, что отнюдь не хочет рисковать своим семейным положением ради продолжения их романа. И остроты переживаний и удовлетворения зова плоти было за этот год вполне достаточно. Можно было и закончить эти каникулы души.
Она обернулась к мужу.
– Дорогой, – с некой преувеличенной теплотой сказала она, давай скомандуй второй тур танцев.
– А у вас тут есть подо что танцевать?
– Да. Так скомандуешь?
Она вдруг захотела показать всем, в том числе этому тупому булыжнику, Петру, кто здесь начальник. Ее законный муж. А она жена члена-корреспондента Академии наук и дочь генерала, а не просто любовница начинающего ученого и неудавшегося боксера.
Она поняла, что все больше раздражало ее в последнее время в их отношениях. Какое-то хозяйское поведение Буробина к ней. Он не сомневался в каждом очередном «сеансе связи». В Москве такая уверенность в продолжении их редких встреч ее бодрила. Но здесь, на виду у людей, и в течении двух месяцев это было неуместно и начинало раздражать. Тем более, что Петр не находил нужным скрывать их связь от других.
Но она, черт побери, не секс-тренажер.