Каталась на лыжах и сорвалась в пропасть (каюсь, но ты должна понять – положение безвыходное. Ты бы и сама так поступила. Что, скажешь нет?.. То-то!). Ремарки в подобных случаях не озвучиваются. Произнеся эту жалостливую фразу (без ремарок), Сардик был вправе рассчитывать на ответное сочувствие. А женское сочувствие и жалость легче всего трансформируются в любовь – так наставляла его когда-то многомудрая Анька-Амаретто.
Куда там!
– А где был ты? – совершенно нейтральным голосом спросила Ёлка.
– В каком смысле?
– Она каталась на лыжах, а где в это время был ты? Разве ты не поехал в горы с любимым человеком?
– Нет. – Сардик смутился. – Я не смог, у меня были дела в Питере. Я должен был приехать позже…
Ёлка смотрела на него так, как будто видела насквозь. Того и гляди начнет расспрашивать про эти проклятые горы, и про место, где погибла Шурик, и про обстоятельства, при которых она погибла. А никаких ясных представлений о Кавказе и горных лыжах у Сардика не было и быть не могло. И счастье еще, что он не успел ляпнуть про стрижку, косичку и походку, и про то, как он принял ее за свою бывшую девушку (Шурик, экскьюзми!) – девушки ненавидят сравнения с другими девушками, об этом тоже упоминала Анька-Амаретто. Ангелу наверняка не понравилось такое банальнейшее сравнение, ион, в отместку, стал бы щучить Сардика. А прищучить его – такого простодушного, такого кристально чистого – с этим и ребенок справится. Не хватало еще опростоволоситься перед девушкой, в которую влюблен, э-эх, не с того конца начинаешь, старичок!..
– Ладно, не будем об этом, – взмолился Сардик.
– Как скажешь.
– Вообще-то у нас к тому времени отношения были так себе… Хреновые были отношения. В общем, мы почти расстались. Вот она и уехала – развеяться.
– Это романтично. Уехать в горы, когда любовь тебя покинула. Так как называется отель у тебя в голове?
Почему она все время спрашивает об этом? Почему этот пароль, этот код так важны для нее? В не-отельной части головы бедного Сардика зрели свои собственные догадки: он, Сардик, должен каким-то образом соответствовать ее ожиданиям, связанным с «Concepcion Jeronima.13», быть именно тем человеком, для которого «Concepcion Jeronima. 13» – не пустой звук. А в момент, когда этого не происходит… Что происходит, когда этого не происходит?..
Надо бы перечитать Борхеса. И Трумэна Капоте заодно.
– Как называется? «Conception Jeronima.13».
– Да… симпатичное название. А я вот не езжу в горы…
– Когда любовь тебя покидает?
– Да. Расслабляюсь совсем по-другому.
– Чашка. – Пора бы и Сардику явить ангелу свою проницательность. – Платок. Пена для ванн.
– Точно.
– Купальник.
– Точно.
– Ароматические палочки…
– Точно. Пачули и мускус.
– Фотик.
– Точно.
– Как тебе удается справляться с рамками?
– А как тебе удается рисовать картины?
– Не знаю. Это дар… – Сардика вдруг осенило. – У тебя тоже дар. Я прав?
– Что-то вроде того.
– А еще у тебя в рюкзаке лежит книга, которая называется «Непостижимый Жан Кокто».
– Сейчас проверим.
Ёлка запустила руку в рюкзак и достала книгу – тонкую и нарядную, в глянцевой, абсолютно несоответствующей глубокомысленному названию обложке.
– Ты прав, – торжественно произнесла она. – Жан Кокто. Непостижимый. Хочешь, погадаем?
– Каким образом?
– Называешь страницу и строчку.
– И что?
– Я ее читаю.
– И что?
– Узнаем, что произойдет.
– Когда?
– Когда-нибудь. Сейчас. Сегодня. Завтра. Через год.
– С кем?
– С тобой. Со мной. С нами. С кем-нибудь еще…
Говоря все это, ангел снова свернул тончайшую самокрутку из темно-коричневой бумаги и вопросительно посмотрел на Сардика:
– Хочешь?
– Нет, спасибо. Я готов назвать.
Жан Кокто – мудрец и курильщик опиума. Сардик знает об этом – неизвестно откуда, но знает.