Солнце на лес садится поджигаю избу.
- Эх, воевода! Мы тебе атамана приведем, а ты нас все одно под топор?!
- Я вам не просто воевода, а князь! И это мое княжеское слово. И вот крест святой, - Бобер перекрестился, - что не вру. Придется поверить. Ну, а не поверите... Тут тоже я от княжеского слова не отступлюсь: никого не пожалею! Так что лучше попробуйте. Не прогадаете. Тем более, что выбирать вам не из чего. Идите!
Мужики повернулись и пошли, тихо переговариваясь и сначала разводя, а потом и размахивая руками, азартно доказывая что-то друг другу.
- Может, последить за ними, - шепнул Бобру из-за плеча тысяцкий Михаил.
- Куда... Они на нас сейчас из-за каждого дерева смотрят. Схлопочешь стрелу в лоб, только и делов. Давай лучше поближе к центру поляны отойдем, и пленников туда. Чтобы стрелой ниоткуда удобно не было...
* * *
Сколь веревочка ни вейся,
Все равно укоротят...
В. Высоцкий.
Ждать пришлось не больше часа. Бобер, Михаил и дружинники, расположившиеся вокруг атамановой избы и запалившие четыре больших костра, увидели на дальнем конце поляны ватагу человек в двадцать. Разбойники рассыпались подальше друг от друга и не спешили приближаться. Лишь огромный атаман один пошел прямо к своему дому, поигрывая чудовищным топором как половником. Подошел, спокойно обвел взглядом поднявшихся навстречу четверых кольчужников:
- Ну, кто тут со мной говорить хотел?
Вперед шагнул самый, на взгляд атамана, невзрачный, ничем не выделявшийся в облачении и оружии, а ростом и комплекцией пожиже других:
- Я.
- И ты - князь?!
- Князь.
- Об чем же князю с разбойником толковать?
- Спросить хотел кое-что.
- Спросить? - атаман ухмыльнулся криво. - Ну спрашивай.
- Лес, места эти хорошо, видно, знаешь?
- Как свою ладонь, я тут вырос.
- А в чужом лесу быстро оглядишься?
- Умом и глазами Бог не обидел. Только ни к чему это мне.
- Не зарекайся, может, и к чему. Ты что же, всю жизнь собираешься так вот, ни за что, ни про что души христианские губить? Бога поминаешь, детишек имеешь, неужто ты и им свою долю готовишь? Если умом тебя Бог не обидел, не задумывался ли, что сколь веревочка ни вейся, а кончик найдется.
- Это не твое дело.
- Теперь, как видишь, и мое. Спета твоя песенка.
- Может, не совсем. Ты бы, князь, отпустил моих. А я бы твоих отпустил поздорову - ступайте с Богом. Что тебе в детишках наших? Такой грех на душу...
- Я детишек твоих не трону, коли сам не сподличаешь. Я вам слово дал. Но вот отпусти я их - и что будет?
Атаман помялся, потом проговорил нетвердо:
- Уходите, не тронем.
- Это вряд ли! Да и мне зачем сюда лезть было, если я так вот сейчас и уйду несолоно хлебавши?
- Чего ж тебе от нас надо?
- Мне надо разбой ваш прекратить. Либо ты идешь со мной и служишь мне и честным христианам, потом и кровью дела свои прежние искупая, либо я вас всех - к ногтю.
- Да... Обскакал ты нас, что ж... Но ведь такое только раз проходит. А разбежимся мы?
- Все равно переловлю. Не всех, может, но тогда уж сразу без разговоров на колы посажаю.
- На силу надеешься. Конечно... Будь у меня таких кольчужек с десяток, я б тебе показал колы...
- Ну так в чем же дело? Покажи. Давай с тобой один на один подеремся. Кто победит, тот и распорядится.
- Ххых... - огорошенный атаман даже хохотнул, - скажешь тоже...
- Что, забоялся, что ль?
- Я?!! Да я ведь тебя... Я тебя на одну ладошку посажу, а другой хлоп! И все! ты что, князь, жалко тебя. А больше кольчужку твою жалко. Не починишь потом.
- Я могу и снять. Победишь - целую заберешь. Хоть и не налезет она на тебя, сыну подаришь.
- Ты что?! - атаман занервничал. - Ты правда, что ль, драться со мной вздумал?!
- Правда. Если не струсишь. Вижу, уже трусишь.
- Я?!! - атаман покрутил топором, но оглянулся настороженно, вероятно ожидал какого-то подвоха от дружинников.