Скорее,покаещене поздно, предотвратить ужасное преступление! Но тут же его поразиладругая мысль: а что, собственно, он может сделать? ЧтоонскажетдядеЭйнару, если догонит его? А вдруг тот прикончит его, Калле? Может, лучшепойтив полицию? Но ведь не пойдешь же туда только для того, чтобы сказать:"Этот человек вылез ночью из окна. Заберите его!" Ведьнетжетакогозакона, который запрещал бы людям лазить через свое окно хоть всюночьнапролет, если кому нравится. Да и отмычку тоже,наверное,незапрещаетсяиметь. Нет, в полиции его засмеют!
Постой, а где дядя Эйнар? Нету,исчез!Выходит,онсловносквозь землю провалился? Нотогданечегоголовусебеломать!Xотядосадно, конечно, так быстро потерять след... Пусть Калле не собиралсявступатьв открытую борьбу с дядей Эйнаром, все равно - как сыщик он обязан следовать за ним, замечать все его действия. Быть неслышным, незаметнымсвидетелем, который когда-нибудь сможет выйтиисказать:"Господинсудья!Человек, которого вы видите на скамье подсудимых, в ночь на двадцатое июня вылезв окно, расположенное в верхнем этажедомабулочникаЛисандераздесь,в городе, спустился по пожарной лестнице, направился к расположенному в саду того же булочника сараю и затем..." Да,вотименно,чтожеонсделал затем? Об этом Калле никогда не сможет рассказать. Дядя Эйнар исчез.
Калле уныло поплелся домой. На углу он увидел полицейского Бьорка.
- Tы чего это ночью по улицам разгуливаешь?
- Здесь не проходил мужчина? - спросил Калле взволнованно.
- Мужчина? Нет. Кроме тебя, я здесь никого не видел. Беги-ка домойи ложись спать! Я бы с удовольствием это сделал, если бы мог.
Калле зашагал дальше. "Никогоневидел".Акогдаоничто-нибудь видят, эти полицейские? Да у нихпередносомцелаяфутбольнаякоманда пройдет, а они незаметят!XотядляБьоркаКаллеготовбылсделать исключение. Он все-такилучшедругихполицейских.НоведьэтоБьорк сказал:"Идидомойиложисьспать!"Нет,вытолькоподумайте! Единственного человека, который действительночто-товидит,полицейский официально посылает домой спать! Стоит ли после этого удивляться тому, что столько преступлений остаются нераскрытыми!
Однако сейчас ничего другого не оставалось, как пойтидомойилечь спать, что Калле и сделал.
На следующий день репетиции в цирке "Калоттан" продолжались.
- Дядя Эйнар еще не вставал? - спросил Калле Еву-Лотту.
- Не знаю и знать не желаю. Xоть бы проспал дообеда,чтобыбедный Tуссе успел прийти в себя.
Однако дядя Эйнар не замедлил явиться.Онпринесбольшойкулекс шоколадными конфетами, который бросил Еве-Лотте.
- Не хочет ли звезда цирка немного подкрепиться?
Ева-Лотта усиленно боролась с собой. Она оченьлюбилашоколад,что правда, то правда. Но солидарность с Tуссе требовала,чтобыонабросила кулек обратно с гордым: "Нет, благодарю!" Она взвесила кулек в руке. Да-а, не так-то легко проявить гордость... А что, если взять всеготолькоодну конфетку, а все остальные вернуть? А потом дать Tуссе целуюсалаку?Нет, так, пожалуй, не пойдет.
Но Ева-Лоттаужестолькоколебалась,чтоподходящиймоментдля широкого жеста был упущен. ДядяЭйнарсталнаруки,авернутькулек человеку, находящемуся в таком положении,довольнотрудно.ИЕва-Лотта оставила конфеты у себя, хотя прекрасно понимала, что получила ихвзнак примирения. Она решила дать Tуссе две салаки и отныне вести себясдядей Эйнаром вежливо, но холодно.
- Разве у меня плохо получается? - спросил дядя Эйнар, став опятьна ноги. - Нельзя ли и мне поступить в цирк "Калоттан"?
- Нет, взрослых не берем, - сказал директор Андерс.
- Нигде никакого сочувствия! - вздохнул дядя Эйнар. - Что ты скажешь, Калле, не правда ли, со мной жестоко обращаются?
Но Калле не слушал.