Вообще, по-хорошему, я, наверное, сейчас должен бы злиться, орать, материться и поминать всех не злым, тихим словом, но не могу. Так решили Боги, так сложилась моя судьба, и так, стопудово, процентов на девяносто, спланировал вот это зазнавшееся, в корень обнаглевшее существо! Этот самовлюбленный, эгоистичный, убежденный в своей исключительной правоте интриган. Неужели он никогда не сомневается? Как можно быть таким? Нет, меня никто не принуждал, ну, только если чуть-чуть, но все же? С чего он решил, что имеет право распоряжаться моей жизнью? Альфы, омеги… Да, я хотел его, но это я! А если бы на моем месте был бы старый Ирод? Ему что, было бы наплевать, так, что ли? Что, если бы тот сказал «нет», он бы остановился и ничего бы не было? Ладно, кажется, я погорячился, когда сказал, что не злюсь.
Хотя, чего завелся? Справедливости захотелось? Да я прыгать от радости должен, что все так сложилось, а не выть белугой — вон какой брутал харизматичный достался. Кстати, мне тут представилась прекрасная возможность, не торопясь, рассмотреть Фиолетового, а я? Его лицо находилось чуть выше меня и в спокойном, расслабленном состоянии уже не казалось таким уж грозным. Челка, которую я раньше не заметил (видимо, не до того было), чуть завиваясь на концах, прикрывала высокий лоб. Брови были густоватые, но зато очень красивой формы, а самое прикольное было то, что у моего жуткого и угрюмого жениха были ну просто длиннющие, «колосистые» ресницы. Да за такие ресницы в моей прошлой жизни бабы бы душу продали! Нос прямой, без всяких там горбинок, губы… Ох! М-м-дя-а!
Чувства тем и прекрасны, что они не поддаются разуму, их нельзя заглушить в себе, по крайней мере, надолго, уж я-то это знаю. Можно злиться, не соглашаться с ними, но вытравить из себя уже не получится. Да и врать самому себе? Обманывать, говорить, что я ничего не чувствую? Зачем? Я с первой встречи выделил его из толпы. Присматривался к нему. Бесился и раздражался, то от его покровительственного тона и насмешек, то из-за показного равнодушия. Сейчас я могу себе признаться, я старался выделиться, сделать все, чтобы он меня заметил. Заинтересовался мной, обратил на меня внимание.
Господи, что за дурь опять в голову лезет, нашел, когда самокопанием заниматься. Ну вот, снова накрыло, мне до зуда в пальцах хотелось прикоснуться к нему, к его губам, очертить подушечками пальцев, провести по ним, огладить скулы, линию подбородка, лизнуть, вспомнить, какой он на вкус… Вал же все равно спит и навряд ли узнает, чем я тут занимаюсь? Так же? Тем более, этот брутал теперь мой. А вдруг он проснется? Что тогда? Он же меня не убьет, наверное? Наивная. Убить не убьет, а вот то, что начал днем, наверняка захочет продолжить. Хотя, я ведь имею полное право до него дотронуться, после всего, что между нами было, или нет?
В голове сумбур, а рука уже тянется к губам и указательным пальцем слегка дотрагивается до нижней, медленно проводит по ней и сразу отдергивается, потому что Вал шумно вздыхает и облизывает то место, где только что был мой палец. Фух, не проснулся, только подтянул повыше, и вот я уже на уровне «глаза в глаза, нос к носу». Сердце убежало в пятки и зачастило, а я дышать с перепугу перестал. Чуть не попался… Секунды медленно отсчитывают время, ничего страшного, вроде бы, не происходит, и я потихоньку расслабляюсь. Спит. В такой позиции мне были видны самые маленькие трещинки на его лице. Они были даже на веках. Его дыхание согревало, а рот дразнил своей доступностью. Всего-то и надо слегка наклониться и…
Вот что я творю, а? Прихватываю нижнюю губу зубами, ей Богу, она — мой новый фетиш, провожу по ней языком, слегка посасываю… М-м-м, твердая… Упругая… Слегка кисловатая… Вишня… Мне мало, хочу еще… Язык проходится по зубам и, не встречая сопротивления, ныряет в рот. Вседозволенность окрыляет. Легко провожу по нёбу, дотрагиваюсь и поглаживаю его язык, медленно выскальзываю и чуть прикусываю верхнюю губу. Нельзя же обделять ее вниманием, а то обидится!
Отстраниться. Нужно оторваться от него, пока еще могу. Что со мной? Я не понимаю! Блин, как в анекдоте «Я так боялся, что он меня изнасилует, поэтому с перепугу изнасиловал его сам».
«Ну же! Отпусти его!» — кричала дурниной не затуманенная часть моего мозга. Где интересно, ты была, когда он меня чуть не трахнул, а? Можешь не отвечать, это был риторический вопрос! Я с тихим стоном заставляю себя все же оторваться от такого желанного мужчины. Приоткрываю глаза, и когда я успел их закрыть? И встречаюсь с абсолютно вменяемым, чуть насмешливым, бархатным взглядом. — «Вот это я попал!» — дернулся, но даже на миллиметр не смог отодвинуть от себя эту гору мускулов.
Наоборот, заметив мои жалкие трепыхания, Фиолетовый прижал меня еще ближе. Его рука, которая до сих пор лежала на моей пояснице, поползла вверх, погладила спину. Легко прошлась по предплечью и шее. Зарылась в мою и так уже разворошенную шевелюру, нажала на затылок и медленно притянула назад, к влажным, чуть приоткрытым для нового поцелуя губам. Он был нежен, он не заставлял, как раньше, не завоевывал, как тогда. Легкие, ласковые, едва заметные касания. Смешанное дыхание, когда одно на двоих. Мягкость губ, мокрый бархат языка. Медленно, и так одурительно сладко, чувственно. Хочу его, хочу больше, сильнее! Отрывается от моих губ, резко переворачивает, нависает.
— Ай-ай! Хвост. Ты прижал мой хвост! — взвизгиваю от прострелившей копчик боли и чуть ли не делаю с перепугу мостик.
— Тш-ш. Сейчас. Извини.
Рука ныряет к моей попе, пропарывает штанину и тихонечко вытягивает пострадавшую конечность. Почувствовав долгожданную свободу, хвост вырывается и начинает жить собственной жизнью, выдавая с потрохами мое состояние.
Всматривается в глаза, находит и обхватывает основание хвоста, ощупывает его, оглаживает большим пальцем, массажирует.
— Легче?
— Э-м-м, угумс, — да что же это такое-то, удовольствие пробивает током, ошпаривает низ живота, поджимает внутренности, член встает колом, и если он не прекратит это безобразие, то я сейчас, сейчас… А-ах, очень, о-ох, очень скоро… — МРЯУ-У!!!
— Больно? Повернись. Дай посмотрю!
Хватает, ловко разворачивает, и вот я уже лежу с задранной вверх попой. Облом. Не хватило совсем чуть-чуть. Да он издевается! Хвост дергается из стороны в сторону, плетью дубасит по земле, я едва сдерживаю рычание. Хочу, хочу, хочу.
Наконец-то руки возвращаются. Одна поддерживает за живот, вторая же оглаживает хвост от основания до самого кончика. Снова, и снова, и снова. Это так хорошо, и так чертовски мало!
— Вроде бы все нормально. Уже не болит? — Шепот неожиданно раздается над самым кошачьим ушком.
— Р-р-р-р!
— Это «да»? Или это «нет»? — в шепоте появляются чуть насмешливые нотки на грани слуха. Вал нежно прикусывает верхушку моего навострившегося ушка и получает хвостом по спине, нефиг дразниться — А может, у тебя еще где-то болит? Тебе стоит только попросить…
Ох ты-ж и гад крылатый! Болит, да еще как болит, но выпрашивать ласку не буду. Мотаю головой, говорить я сейчас не в состоянии.
— Нет? А если так? — Вал отстраняется, напоследок лизнув ушную раковину изнутри.
Его пальцы творят со мной нечто безумное, просто пробегаясь по основанию хвоста. Нажимают. Поглаживают. Потирают. До дрожи. Неторопливо, не спускаясь вниз, не касаясь текущей дырочки. Играя.
Я в шаге от того, чтобы попросить. В двух от того, чтобы кончить. Я слишком неопытный, слишком неискушенный, и такое для меня явно еще в новинку.
Запах возбуждения забивает ноздри, витает вокруг, заставляя и без того лёгкую голову кружиться. Заставляя дышать в три раза чаще, заставляя стонать и порыкивать.
Ведёт губами от хвоста к промежности и там широко лижет, по совсем уже разошедшемуся шву собирает натёкшую смазку. Толкает ее языком вверх, почти не касаясь плотного кольца мышц. Почти не касаясь языком — не пальцами. О, ими он ещё как касается. Трёт, гладит, разминает, не спешит проталкивать их вперёд…