Хватка тут же слабеет, давление уменьшается, над головой раздается тихое урчанье, а загривок медленно вылизывают длинным шершавым языком. Меня пожалели и теперь всячески пытаются успокоить. Паника понемногу отступает и я понимаю - я, снова человек. Человек, над которым вольготно расположился огромный зверь. Альфа. Ошибки быть не может. Он был настолько большим, что, прижавшись к земле и уперевшись в нее лапами, абсолютно не дотрагивался до меня, только урчал, как довольный трактор. Не надо быть гением, чтобы догадаться, чему он так доволен.
Альфа поймал Омегу.
Примечание к части
Мне было бы очень приятно узнать, что Вы думаете о работе! Честно говоря, мне очень нужна мотивация!
>
PWP от зверя
На большой поляне шел бой. Оскаленные пасти с белоснежными острыми клыками, вздыбленная шерсть, сверкающие глаза. И рычание — злобное, хриплое, переходящее в вой. Казалось, огромные звери дрались насмерть. Великолепные хищники: два кота превратили опушку леса в настоящее поле сражения. Звери рвали друг друга зубами и когтями, катались по земле, угрожающе рычали и пахли влажной шерстью.
Оборотни выглядели впечатляюще. Первый — массивный, сильный. С рельефными, стальными мышцами и черной шерстью, с огромными крыльями, и второй, белый — изящный, гибкий, быстрый, с зелеными хитрющими глазами. Они были как день и ночь, как инь и янь, как две половинки одного целого. Победа досталась более опытному, крупному зверю, он провел обманное движение и в итоге прижал более слабого к земле. Вроде бы должна была наступить развязка — смерть проигравшего, но нет, все далеко не так просто…
Приняв человеческий облик, огромный черный кот оказался высоким широкоплечим мужчиной, с развитым барельефом мышц под гладкой оливковой кожей, с хорошо заметными фиолетовыми трещинами. С сильными рельефными руками и ногами. Оборотень поднял лицо, подставляя черные волнистые волосы ветру, и вот уже можно было разглядеть его резкие и красивые черты — широкие брови вразлет над голубыми глазами, прямой нос и крупные губы. Под ним, все еще прижатый к земле, лежал молодой гибкий беловолосый парень.
Черный снова склоняет голову и чуть поворачивает ее набок, прислушивается к словам распластанного под ним беленького, а тот продолжает выражать свое жгучее негодование и явно не понимает всю опасность сложившейся для него ситуации.
Самым простейшим, но от этого не менее неумолимым порывом в этот момент для Черного становится доказать строптивцу, что уже ничего не изменить, что уже все решено, что они теперь вместе, что они теперь пара! Развернуть его к себе лицом и снова вдавить своим телом в землю, плотно одной рукой прижимая его руки над головой, не давая возможности на попытку сопротивления. Все, теперь он не сможет ни скинуть его, ни оттолкнуть. Теперь он полностью в его власти. Теперь он, наконец, может позволить себе покрывать его лицо жадными поцелуями: щеки, веки, скулы, Лизнуть ямочку на подбородке и лишь только потом коснуться пухлых губ. Впиться в них так, чтобы, ошарашив натиском, не позволить ему не ответить. Ласкать языком плотно сжатую линию рта, зализывая на ней сухие обветренные корочки нежной кожицы, прикусить, упрашивая, уговаривая ответить. Вздрагивать от напряжения, еще сильнее вжимаясь в такое нужное, красивое, гибкое тело, и целовать, целовать… Целовать, ни на миг не останавливаясь, не разрешая, не давая опомниться.
Он напрягается подо мной, застывает каменным изваянием. Кажется, вечностью длится эта ледяная неподвижность, заставляющая моего внутреннего зверя рычать от бессилия. Он недоволен, он бьется внутри моей грудной клетки, он требует взять, подчинить и обладать, но вот, наконец, с хриплым выдохом отмечаю, как под моим сумасшедшим натиском прокатывает волна дрожи по его телу, еще и еще одна, уголки рта дергаются, ломая барьер неприступности, заставляя разжаться плотно стиснутые губы, и пусть нехотя, но все же пропустить тихий, сдавленный стон. Рваным движением, все еще не веря, что моя пара мне отвечает, проталкиваю язык сквозь расступившуюся преграду. Ошеломленный таким наступлением, он начинает выворачиваться, пытается освободиться от этой незапланированной атаки и вдохнуть хоть немного свежего воздуха. Напрягает шею, старается увернуться, но я лишь усиливаю напор, тут же скольжу злым жалящим языком внутрь. Тщательно вылизываю нёбо и зубы, сталкиваюсь с его мятущимся в панике языком и тесно-тесно переплетаюсь с ним, снося жадной лаской всевозможные попытки к сопротивлению, прикусываю нижнюю пухлую губу, снова целую: на этот раз не так грубо, не используя зубы, только язык.
Язык, который, дразня, щекочет бугорок на его нёбе прямо за зубами; который касается его языка, играет с ним и ласково лижет губы, осторожно ведет самым кончиком, чтобы, если что, успеть спрятаться — чтобы не стиснул зубами, чтобы не попытался отгрызть. Ладонью, широкими мазками, оглаживаю шею, веду ниже… Широкие плечи, развитые грудные мышцы, плоский живот… Когда я успел добраться до живота? Жарко. Воздух между нами разогревается слишком быстро. И его тело рядом тоже, кажется, ничуть не холоднее.
Глажу, приятно? Пальцы цепляются за шлевки, гладят двойную строчку карманов и, словно сами, развязывают шнуровку. Снова губы движутся дорожкой мокрых поцелуев по сонной артерии вниз, чтобы прикусить нежную кожу над ключицей и тут же зализать, посасывая. Отпускаю его руки и уже свободной вцепляюсь в его волосы, зарываюсь пальцами под прядки, стискиваю в кулаке, тяну на себя, тяну вверх. Послушно отвечает, целует, напоследок уже коронно прикусывая за верхнюю губу. Зубастик мой.
Трогаю его там, неторопливо глажу, касаюсь мошонки, сжимаю ее, перекатываю в пальцах, веду ниже, нажимаю на основание члена, подушечками легонько обвожу головку, и назад…
Указательным пальцем нажимаю на дырочку, глажу ее, легонько массирую, он мокрый и это так чертовски заводит… Так заводит, что дышать мне уже больше нечем, но я обязан сдерживаться, ведь должен.
Хрипло вздыхаю.
— Приподними, — шепчу ему в ухо, а сам уже стягиваю с него штаны вместе с нижним бельем, — раздвинь ноги… Не бойся.
Ладонью сжимаю липкий, покрытый смазкой член, надрачиваю его, теребя пальцами крайнюю плоть, сжимаю у основания и дразню подушечкой большого пальца головку.
Высвобождаю свой и сжимаю оба. Вверх-вниз, становится куда чувствительнее, куда острее, ярче… Моя мокрая ладонь сжимает, ласкает нас обоих. Быстрее и быстрее, используя предэякулятор в качестве смазки.
Стискиваю оба у основания и тут же большим пальцем массирую головку, едва царапая ее, надавливаю, обнажаю, отодвигая крайнюю плоть. И мне, как и ему, уже не долго… Еще не много…
Пара минут, не менее сотни рваных вздохов и неисчислимое количество задушенных стонов, пойманных моими губами. Его накрывает оргазмом. Тело расслабляется моментально, а пальцы, мгновение назад сжимающие со всей силы мои плечи, пропарывая короткими когтями кожу до красных отметин, наконец расслабляются, руки безвольно падают на землю. Я следом, легкие горят от раскаленного воздуха, судорожно глотаемого в тяжелых вдохах, мышцы сводит дикими судорогами, выворачивая, выкручивая, до последней капли удовольствия.
Примечание к части
https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/231404/22f6bb8f-8778-476a-b962-6aa2594b3cc1/s1200?webp=false – Валдис в обороте
>
хвост - это святое!
Огромная голубая Луна освещала поляну, нежно проникая сквозь густые ветви нависающего над нами дерева, а у меня появилось чувство дежавю.
Я снова проснулся от запаха мокрой псины, лицом зарывшись в густую, слегка колючую шерсть. Откуда здесь взялся Вульф? И с чего это он расположился возле меня? Я думал, что после того, как я на него напал, он и близко ко мне не подойдет. Неправильная какая-то псина. Сзади, обхватив меня за талию, прижался мой жених, альфа, моя пара — Вал. Поворачиваюсь, стараюсь не разбудить. Хочу его видеть.