Должен бы он средь героев и сам потрудиться сегодня,
Всех умолять их: нужда неизбывная нынче настала".
Снова ответил ему повелитель мужей Агамемнон:
"Сам я в другое бы время просил пожурить Менелая.
Часто бывает медлителен он, не желает трудиться, –
Не потому, что он так уже вял или разумом скуден, –
Но на меня он глядит и ждет моего начинанья.
Нынче же, раньше меня пробудившись, ко мне он явился.
Тех я послал его звать, о которых как раз говорил ты.
Но поспешим. Мы застанем, я думаю, их середь стражи
Пред воротами; туда приказал я им всем собираться".
Нестор, наездник геренский, Атрееву сыну ответил:
"Ну, если так, то никто из ахейцев не станет сердиться
Или не слушаться, если он что им велит и предпишет".
Так он промолвил и тело одел себе мягким хитоном,
К белым ногам привязал красивые видом подошвы,
После, набросив пурпуровый плащ, застегнул его пряжкой, –
Плащ свой широкий, двойной, покрытый пушистою шерстью;
Крепкое в руки копье захватил, заостренное медью,
И торопливо пошел вдоль судов меднолатных ахейцев.
Первым из всех Одиссея, по разуму равного богу,
Нестор, наездник геренский, от сна разбудил, закричавши
Голосом громким. До сердца проник ему несторов голос.
Вышел из ставки своей Одиссей и спросил подошедших:
"Что вы по лагерю бродите здесь одни меж судами
Чрез амвросийную ночь? Иль нужда уж такая явилась?"
Нестор, наездник геренский, тотчас Одиссею ответил:
"Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!
Ты не сердись: одолело ахейцев великое горе!
Следуй за нами, разбудим еще и других, с кем могли бы
Вместе мы обсудить, бежать ли нам, или сражаться".
Так он сказал. Одиссей многоумный, войдя в себе в ставку,
Щит узорный повесил вкруг плеч и отправился с ними.
К сыну Тидея пошли и нашли Диомеда лежащим
Одаль от ставки, с оружьем. Товарищи около спали.
Им изголовьем служили щиты. Были воткнуты копья
Древками в землю и прямо стояли, и медь их далеко,
Молнии Зевса подобно, во мраке блистала. Герой же
Спал в середине на шкуре быка, обитателя поля.
Под головою Тидида ковер находился блестящий.
Нестор, наездник геренский, к нему подошел и, ногою
Тронув, от сна разбудил, торопить и корить его начал:
"Встань, сын Тидея! Ужели всю ночь почивать собрался ты?
Иль не слыхал, что троянцы, заняв возвышенье равнины,
Близко стоят у судов и лишь узкое место нас делит?"
Так он сказал. Пробудился Тидид и, поспешно вскочивши,
Нестору, сыну Нелея, слова окрыленные молвил:
"Больно уж яр ты, старик! Ни на миг ты покоя не знаешь!
Разве других, помоложе, ахейских сынов не нашлось бы,
Кто бы вождей разбудил одного за другим, обошедши
Лагерь ахейцев? Тебя ничего, как я вижу, не сдержит!"
Нестор, наездник геренский, тотчас Диомеду ответил:
"Все это, сын мой, сказал ты умно и вполне справедливо.
Храбрые есть у меня сыновья, и под властью моею
Много народу, – нашлось бы, кому созывать на собранья.
Слишком однако большая беда одолела ахейцев.
На острие мечном уже колеблется общая участь, –
Жалкая ль гибель постигнет ахейских сынов, иль спасенье.
Но поспеши же и сына Филеева с быстрым Аяксом
Сам подними, раз меня ты жалеешь: ведь ты и моложе".
Тотчас же львиною шкурой покрыл Диомед себе плечи, –
Рыжей большой, доходившей до пят, и, копье захвативши,
Быстро пошел, и вождей разбудил, и привел их с собою.
Вскоре вожди замешались в средину собравшейся стражи
И не в дремоте они предводителей стражи застали:
Бодрствуя вся целиком, с оружием стража сидела.
Так же, как псы у овчарни овец стерегут в беспокойстве,
Смелого зверя услышав, который чрез горные дебри
По лесу к овцам подходит; тревога и шум неумолчный
Между собак и людей возникают, и сон пропадает;
Так же пропал усладительный сон и с ресниц у ахейцев,
Стан охранявших в ту грозную ночь; беспрестанно на поле,
Слушая, взоры бросали они, не идут ли троянцы.
В радость пришел, увидав их, старик и подбадривать начал,
Громко окликнул и с речью крылатою к ним обратился:
"Так! Стерегите получше, ребятки! Никто и не думай,
Стоя на страже, заснуть! Не порадуем этим троянцев!"
Так он сказал и чрез ров перешел. А за Нестором следом
Ров перешли и вожди, приглашенные им для совета,
Также блистательный Несторов сын с Мерионом Молидом:
Сами вожди для совета и их пригласили с собою.
Вырытый ров перешедши глубокий, нашли они в поле
Чистое место, где поле осталось свободным от трупов.
Гектор могучий назад повернул от этого места,
Гибель неся аргивянам, покуда их ночь не покрыла.
Там они сели и стали вести меж собой разговоры.
Нестор, наездник геренский, с такой обратился к ним речью:
"Нет ли, друзья, между вами, кто б мог, на свое положившись
Смелое сердце, пробраться тихонько к надменным троянцам,
Чтобы кого из врагов захватить где-нибудь возле стана
Или, быть может, подслушать какой разговор средь троянцев, –
Что замышляют они меж собою: и дальше ль желают
Здесь оставаться, вблизи кораблей, или в город обратно
Думают все возвратиться, уж раз укротили ахейцев?
Если б кто это разведал и к нам невредимым вернулся,
Славу великую он получил бы по всей поднебесной
Между людьми и наградой подарок имел бы прекрасный:
Сколько ни есть над судами у нас тут начальников храбрых,
Каждый из них наградит его черной овцою с сосущим
Малым ягненком; ни с чем не сравнимо такое богатство!
Будет на всех он пирах и на празднествах гостем желанным".
Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.
Вдруг Диомед между ними промолвил могучеголосый:
"Нестор, меня побуждает мой дух и отважное сердце
В лагерь проникнуть враждебных мужей, находящийся близко.
Если б, однако, со мной и другой кто идти согласился,
Было бы мне веселее и много смелее на сердце.
Ежели двое идут, то придумать старается каждый,
Что для успеха полезней. А что бы один ни придумал,
Мысль его будет короче, и будет решенье слабее".
Так промолвил он. Многим желалось идти с Диомедом:
Два желали Аякса, отважные слуги Ареса,
Вождь желал Мерион, Фрасимед желал очень сильно,
Славный желал Атреид Менелай, знаменитый копейщик;
Также желал Одиссей к неприятелю в лагерь проникнуть,
Смелый: всегда у него на опасности сердце дерзало.
К ним обратился тогда владыка мужей Агамемнон:
"О Тидеид Диомед, мне из всех наиболее милый;
Спутника выбери сам ты, какого себе пожелаешь
И наилучшим какого сочтешь: ведь желающих много.
Но не стесняйся при этом, не сделай, чтоб лучший остался,
Не выбирай, кто слабей, из неловкости, чтоб не обидеть,
Не руководствуйся родом, какой бы он царственный ни был".
Так промолвил. Страшился за русого он Менелая.
Снова тогда Диомед промолвил могучеголосый:
"Раз вы товарища мне самому предлагаете выбрать, –
Как же тогда мне забыть о любимце богов Одиссее?
С жаром за все он берется, и мужествен дух его твердый
Во всевозможных трудах. И любим он Палладой-Афиной.
Если со мной он пойдет, из огня горящего оба
Мы бы могли воротиться назад, до того он находчив!"
Тотчас ответил ему Одиссей, в испытаниях твердый:
"Слишком меня ни хвали, ни хули, Тидеид благородный!
Ты говоришь ведь ахейцам, – они ж хорошо меня знают.
Что же, пойдем! Уж кончается ночь, и заря недалёко,
Звезды продвинулись сильно; дорогу на целых две части
Ночь совершила, одна только третья нам часть остается".
Так говоря, надели оружие грозное оба.
Меч Диомеду двуострый отдал Фрасимед многохрабрый –
Собственный меч Диомед оставил около судна;
Отдал и щит и покрыл его голову кожаным шлемом, –
Шлемом без гребня, без гривы, который зовется "катетикс".
Юноши голову шлемом подобным себе покрывают.
Вождь Мерион же отдал Одиссею и лук, и колчан свой,
Отдал и меч, и покрыл его голову кожаным шлемом;
Крепко внутри он сплетен был из многих ремней, а снаружи
Белые были клыки белозубого вепря нашиты
Густо с обеих сторон, и туда, и сюда простираясь
В стройных, красивых рядах; подкладкой же войлок являлся.
Из Елеона Автолик похитил тот шлем, проломавши
Крепкую стену в жилище Аминтора, сына Ормена;
В Скандию шлем передал киферийцу он Амфидаманту,
Амфидамант подарил его Молу, как милому гостю,
Тот же носить его сыну отдал своему Мериону.
Этим-то шлемом теперь голова Одиссея оделась.
После того как надели оружие грозное оба,
Двинулись оба в дорогу, оставив старейшин на месте.
Доброе знаменье им ниспослала Паллада-Афина, –
Цаплю по правую руку, вблизи от дороги. Средь ночи
Птицы они не видали глазами, но слышали крики.
Ею обрадован был Одиссей и взмолился к Афине:
"Дочь Эгиоха-Кронида, внемли мне! Всегда ты, богиня,
Мне во всех помогаешь трудах; от тебя не скрываю
Я никаких начинаний. Теперь мне твоя благосклонность
Больше нужна, чем обычно. О, дай мне к судам возвратиться,
Дело великое сделав на долгое горе троянцам!"
Начал вторым и Тидид ей молиться могучеголосый:
"Слух преклони и ко мне, необорная дочь Громовержца!
Спутницей будь мне, какою была ты Тидею в то время,