Говорил он с прекрасной, манящей ложбинкой меж сочных подтянутых ягодиц, едва ли скрывающейся за тонкой линией трусиков, старательно охватывающих, разве что, лишь её без сомнения ждущую, жаркую кисочку. Как удалось ему сидеть на месте ровно, не дёргаясь, не задрожав, не закричав — и не сойти с ума?…
Её попка начала медленно отдаляться, а спинка вырастать, послышался лёгкий хлопок закрывшейся дверцы морозилки, и вот величественная фигура в обрамлении белого света развернулась, ловким движением руки отправив захлопнуться и эту дверцу, держа в другой формочку со льдом в виде слова 'БЕСКОНЕЧНОСТЬ'. Слоумо фиксировало каждую долю секунды, дверца холодильника ещё только начинала полёт, а в её глазах он ожидал бы увидеть надменность, повеление, превосходство — и тому подобное, но она смотрела на него с таким же, должно быть, как и у него самого, восторженным интересом. У бедняги опять встало сердце, или не двигалось уже давно, было неизвестно. Фигура застыла в пространстве, но неумолимо моргнула, плавно и всё быстрее приближаясь. Теперь её глаза смотрели уверенно покоряюще, и прежде чем время вернулось в свои обыденные права, он заметил топорящиеся через лифчик сосцы. Сильвия подошла к другому стульчику, властно схватила и подвинула, развернула спинкой к Юзернейму и уселась широко раздвинув ноги. Она вынула ледышечку в виде буквы Т за верхнюю перекладину и кончиком нижней положила на кожаную обивку седушки, вплотную к своему спрятанному храму, а свободной рукой взяла со стола телефон, включила фонарик и всё это подсветила. У Юзернейма зазвенело в ушах. Уверенно и весело она констатировала:
— Ей крышка!
Ствол буквы плавился на глазах, и дошел до серединки. Юзернейму почудилось, что он смотрит замысловатый порнофильм. Она выключила фонарик и положила телефон на место, поставив локти на верхнюю дугу спинки, сложила из выпрямленных пальчиков полочку; и прилегла на неё подбородочком, направив в глаза Йуса глубокий, задумчивый взгляд. Возможно, она удивлялась, как он ещё не взял её силой? А он, кажется, уже пережил катарсис… Со всё также застывшим стальным членом. И созерцал её теперь чуть проще. Они смотрели так друг на друга какое-то время. Внезапно, совсем безмятежным голосом она озвучила вопрос:
— Ты художник?
— Не исключено. А вам как кажется?
— Мне кажется, что да.
— Кофеварка! — заметил он краем глаза.
Она резко обернулась и выключила электроплиту, поймавшую на рифлёную поверхность немного убежавшей кофейной пены.
— Ах, ну что за дура!
Он резко встал, сияя выпуклыми джинсами:
— Не ругайте себя. Наливайте, пожалуйста, а я всё вытру.
Юм серьёзно прошел и взял с раковины тряпочку, капнул воды и моющего средства, не ожидая, что она отставила в сторону кофеварку, но сама замерла на месте, оглядывая загрязнение и протянув ладонь сказала:
— Не заморачивайся, малыш, я сама — давай тряпку.
Он подошел позади вплотную, прижал своей выпуклостью её попку, обнял за животик свободной левой рукой, вторую направил в разлитый напиток, и вытирая, вкрадчиво прошептал на ушко:
— Я сказал наливайте.
Она взяла левой рукой его вытирающую правую — он остановился и отпустил тряпочку. Дальнейшее произошло очень быстро: она потянула эту руку к своей груди, разворачиваясь, сменив животик на поясницу в объятии его левой, и даже не успев встретиться глазами, они потянулись и горячо засосались. Отпустив его руку, она ловко расстегнула и спустила джинсы с трусами, чтоб выпустить вверх замученный елдак и полноценно прижаться к парню.
Все его чувства и ощущения подсказывали, что сейчас он, робкий первокурсник, лижется со студенткой и самой горячей штучкой не только всего пятого курса, но и учебного заведения.
Окончив ласки, Сильвия таки быстро разлила кофе по поллитровым чашкам, Юзернейм сразу же спохватился и накидал ледышек и сахара, она плеснула молочного коктейля, настреляла поверху сливок и дрожащими руками застучала ложками в обеих чашках, пытаясь размешивать! Он взял её за правую руку, изъял ложечку и принялся спокойно помешивать. Она оглянулась, с горящим взглядом, улыбнулась и постаралась повторить — более менее успешно. Его лицо было перемазано в помаде, он стоял с сияющим бивнем и спущенными до колен штанами, размешивая кофе. Суккуба засмеялась, и он следом тоже, додумавшись стянуть ногами свои джинсовые оковы. Как ни крути, а в такой ситуации сколь угодно медленное распитие напитков было бы всё равно торопливым. Кофе, всё таки, был горяч, и делая небольшие глотки, они не спускали друг с друга глаз, горящих глаз, горячее всякого кофе. Внезапно, вероятно осознав, что им не справиться — они выпили, сколько смогли, малость обжёгшись, но взвинтив в себе бушующие энергии; она схватила со стола коробку коктейля и баллон сливок, и засмеявшись, побежала в комнату.
Там она облила коктейлем грудь, и увидев эти молочно-розовые потёки по её сумасводящему телу, Юзернейм потерял над собой контроль — Сильви одним махом распустила волосы и упала спиной на кровать, он запрыгнул над ней и принялся вылизывать сверху, жадно припав языком к грудям, слушая её возбуждённое дыхание и томящиеся стоны; он спускался всё ниже, целуя каждый сантиметр, и встретился с промокшей в молочке чёрной полоской растительности, ощутив, что сердце перестало колотиться уже давно, и засосал этот радостно выглядывающий клитор, и направился вылизывать эту киску в самой настоящей реальности, позабыв обо всём. Вскоре они устроились в шестьдесят девятую и суккуба-старшая, верхом на его лице, заглатывала член по самые яйца, удерживая по десять чертовых секунд, и ему становилось как никогда хорошо, он яростно вылизывал ей всю промежность, тая в розовом блеске. Скоро в ход пошли взбитые сливки.
Когда она выпустила из своей глотки его елдак в очередной раз, он смачно шлёпнул по заднице и свалил с себя женщину. В её демоническом взгляде уже не осталось ничего кроме зверской похоти, и казалось, ей было совершенно всё равно, кто это — этим взглядом и оскалом она приглашала вонзить в неё, погрузиться вглубь, и погружаться до последнего вдоха, до последней капли; отдаваться и фанатично самозабвенно служить ей; до последнего шага прочь с ума, в одержимый сексуальный делириум! Он сознавал всё это в доли секунд, потянув её к себе ближе за ноги, и впервые загнав в это нутро, очень многозначительное лоно, в тоннель удовольствий — и вцепившись в груди, припал к ним и сосал, будто сломавшись надвое и уже не отвечая за ту заходящуюся в сакральном танце часть себя, очень сконцентрированную в хрящах, глубоко в этой прекрасной самке и образующую теперь уже часть одного с нею целого!
Незаметно, он уже оказался на спине, а мадэмуазель прыгала на нем, поглощала своей волшебной, чудотворною пустотой, кричала, выла, распевалась! Круговорот звука хороводом ходил вокруг его головы, изображение двоилось и троилось, мыслей и слов не осталось — сумасшествие было здесь, погружалось на него и вновь отпускало, горячо и скользко, он хотел смеяться, но только ахал. Блаженное безвременье настигло их здесь — они испробовали все позиции.
Блудница же своё дело знала, и оказавшись снова верхом, дойдя до точки, ловко соскочила — и окатила его по лицу горячим фонтанчиком из святого источника. Йусернэйм встал во весь рост на кровати и подошел, а далее она всё поняла демонстрировала чудеса проглота, обильно смазывая слюною орган, которым он вскоре почтительно похлопал её по личику с блядскими подтёками косметики. Поставив попкой к верху, Юм облизал и смочил слюной врата её заднего храма; постучался, потёрся головкой змия и запускал неглубоко, раз за разом, какбы смягчая; присовывая поглубже, массируя, и вдруг зайдя подальше, вызвав сиренский вой, но подбодрив мессалину грубым шлепком; и натужно проник, загнав под корень, дальше, вкуснее; и продолжал, обретая скорость! Продев руки чрез подмышки, он поднял её, выгнул, терзал за груди, запускал в рот пальцы, сношая её, воющую, как последнюю суку; долбил, не чувствуя себя, а вскоре повалился спиною в мягкость матраса, о коей и забыл совсем, всё в том же ритме выбивая мнимую старость из этих ягод окаянных, вышлёпывая приятную тяжесть прожитых лет, слушая её обезумевший лепет через беспрестанный шлёп их жаркой содомской забавы! Так продолжалось ещё сколько-то ещё истинно чумных мгновений — он выбивал, он насаждал, и весь воспрял, за гриву за взял, вверх потащил — и по собачьи уложил, шлепков поддал, и вдруг отстал! Юзернейм перевернул партнершу, и увидел в её глазах истинную блажь. Елдак его, казалось, мелко бился током, но он осмелился и пристроившись поверх, взял ещё благословений с её уст и горловых глубин, она охотно помогла, но он велел остановится, ибо хотел эякулировать красиво. Подтянув подушку, он поднял и примостил женщину сладостью повыше, и велел ей вытерпеть последний заход, стоя на коленях и штурмуя утомлённую, но смиренную Богиню, как рабыню, попеременно в оба тоннеля, и наконец выбрал задний — подтянув её ещё выше, поставив на постели на самые плечи, чуть не затылком, так чтоб она видела своё тело и мучителя снизу вверх; и встав над ней, он удерживал её за ноги и штурмовал задний проход и яростно рыча, зашатавшись в оргазме, налил полную кишку! Тут же достал, пошлепал, и её анальные конвульсии выделяли семя обратно, и смешно булькающе, сперма наполнила впадинку сфинктера и с новым импульсом извергла белую лаву стекать вниз по киске, капая на груди и лицо мадэмуазели — без сомнения, сразу понявшей, как волосатый чёрт захотел с ней разделаться. Полюбовавшись на анальное семяизвержение, он уронил самку, подполз и она сама приняла его в глотку, чтоб получше смазать, и теперь надрачивала, получая буйные фонтанчики на уже окроплённое личико и груди! Юзернейм излил всё, похлопывая по её требующему язычку и упал без сил. Какое-то он время он наблюдал подтекающую из её попки сперму.
Отдохнув минут пятнадцать, они направились в душ, где романтично целовались, словно тайком встретившиеся подростки в летнем лагере; и растирали друг друга мылом, будто впервые знакомясь с голым телом особи противоположного пола.
Выйдя из ванной в полотенцах, они встретили Светочку, одетую, неожиданно, в новое красное платье, она засмеялась над ними, подбежала и расцеловала обоих, была очень радостна.
XIII: ПРИГЛАШЕНИЕ НА КАЗНЬ
А затем стала ещё более радостна, когда в течение следующего получаса оформила с Йусом по три хапки сативы, и красовалась, переодеваясь в немногочисленные новые шмотки, перед зеркалом и своим ненаглядным. Со свойственным ей специфическим вкусом девушке было сложно приобретать одежду в магазинах для челяди, и если уж что-то нравилось, она покупала, как бы дорого это ни обходилось.
Но прежде всего, как только они остались наедине, она спросила, как всё прошло — на что он смог только улыбаясь кивать. Света очень удивилась и даже к собственной неожиданности ощутила восторг. Прежде чем приступить к курению, он рассказал, во всех подробностях, как прошла встреча. Светочка осталась довольна и восхитилась его находчивостью.
Между первым и вторым напасом было решено не откладывать и ехать завтра на дачу.
— Послушайте, Света. Случай уникален ещё и тем, что когда я решил фильтровать пользовательниц на ластэфэме, то понимал, что аудитория разделится как на просто обывателей-меломанов, слушающих суицидальщину из любопытства, или, как вариант, с какой-то неважной фоновой депрой; так и на крохотную, добывающую из себя дофамины целевую аудиторию. И вот увидев в её профиле фото кровавой плоти, и общаясь с ней, я начал понимать, что было бы гораздо проще придушить какую-нибудь основательно заблудшую овечку, как я изначально и хотел, чем казнить такую личность, осознанную и совершенную в своём духовном упадке. Даже с какой-то эфемерной волей к лучшей, но недостижимой жизни! Нет, я её, конечно, освобожу, о да! Но это будет… Убийство единомышленника, единомечтателя, единокровоистекателя! Впрочем, если я пасую и не сделаю этого на днях, то она сама вершит через какое-то время. Выход полюбому один. Как по вашему, дорогая?