— Вот что, Диб. Я заинтересован, чтобы по всем документам Джалис проходил как обученный нейродрайву в нашем центре. По всем, понимаете? Результаты тестов, мониторинг, кривая эта ваша пресловутая — всё. Чтоб ни одна собака не подкопалась.
— Товарищ полковник, — неуверенно начал Диб, отчаянно кося на меня глазами. — Стоит ли…
— Говорить об этом при штрафнике? — Мосин изогнул бровь. — Наверное, стоит, если я хочу, чтобы он был в курсе.
— Могу ли я спросить, где он обучался на самом деле?
— Скажем так, это был не совсем легальный вариант.
— Замешана армия?
— Я бы не стал развивать эту тему, Диб.
— Простите, — капитан пожевал губами. — Что ж, не вижу больших проблем, кроме… Майор Палия уже взял его на заметку…
— С Палией я поговорю сам.
— Тогда всё сделаем, товарищ полковник.
— Вот и отлично. Предупредите медиков, что у них клиент на подсадку, пусть готовятся пока; Палию — ко мне. И где Никифоров, кстати? Узнайте-ка, кто из летунов у него сегодня свободен. Впрочем, нет; пусть сам летит инструктором, а то ведь это ещё один твёрдый лоб, совсем как вы. Встречаемся через, м-м-м… два часа на седьмой площадке; сможете всё увидеть своими глазами.
— Так точно, товарищ полковник.
— Выполняйте, капитан.
— Не подведёшь меня, парень? — спросил Мосин, как только мы с ним остались одни. — А то я тебя тут расхвалил, как красну девицу. Вот выйдет номер, если ты осрамишься. Скажут — совсем полковник на старости лет из ума выжил. Так что, сможешь лететь?
— Смогу.
— Никаких сомнений и колебаний? Никаких игр в "ах, не получается"?
Я пожал плечами.
— Зачем?
— Верно, — согласился полковник. — Незачем.
Он поднялся из кресла, прошёлся по кабинету, потягиваясь, как ленивый сытый кот — и вдруг остановился передо мной, склонился вперёд, резко приблизив сразу приобрётшее хищное выражение лицо.
— Ты хоть понимаешь, парень, что я для тебя делаю?
— Я не понимаю, почему вы это делаете, — проговорил я тихо.
— А-а. — Мосин кивнул удовлетворённо, отошёл к столу и присел на его краешек, скрестив руки на груди. — Ну, помозгуй, помозгуй. Ты у нас сообразительный парнишка. Прикинь варианты. Может, мне не выгодно отдавать тебя учёным головастикам — ведь этого ты боялся, верно? Угадал я? Ну, у них свой интерес, а у меня свой. Может, я просто хочу заполучить тебя в свою коллекцию. Может, мне нужно, чтобы ты перестал разыгрывать тут из себя хрен знает что и работал на меня с полной отдачей. Может, я хочу, чтобы ты был мне по жизни должен. Или прочно сидел на крючке. Или представь, что я пытаюсь тут сбить себе команду, а не просто заполучить батальон недоученной швали. А может, люблю, чтобы мои пешки испытывали ко мне благодарность. Выбирай сам — какой вариант тебе предпочтительней?
— Не знаю. Но вы рискуете быстро растерять свои пешки.
Мосин широко улыбнулся — глаза при этом остались холодными — и заметил:
— Такова игра.
Сектор медчасти, где работали с симбионтами, имел вторую категорию стерильности — об этом оповещали броские надписи на герметичных дверях. Я читал как-то, что первая категория — это помещения, куда человек вообще только в скафандре войти может. Обычные операционные имеют третью категорию, вторую — только нейрохирургические. Получалось, что подсадка симбионта приравнивалась медиками к нейрохирургии. Наверное, в этом была логика, если беспристрастно посмотреть; мне все эти предосторожности казались дикими и ненужными. Я не понял, откуда взялось и в какой момент захлестнуло меня жгучее, невыносимое нетерпение. Хорошо хоть удалось вовремя отследить это чувство, и теперь я давил его изо всех сил.
Только прохождение поэтапного санпропускника заняло минут сорок. После этого, похоже, на моём теле не выжило ни одного завалященького микроба — хорошо ещё, что выжил я сам. Бедные врачи, — подумал я — неужели они проходят эту процедуру каждый день?
Пришлось улечься в специальную капсулу — лицом вниз, уткнувшись в дыхательную маску — и терпеливо ждать, пока медики зафиксируют тело и облепят меня датчиками с ног до головы.
— Начинаем, — сказал кто-то. — Релаксант давайте.