Спасибо, отцы-архангелы, до этого не дошло. Дошло до много худшего. Неодобрительно поджав губы, она тут же вызвалась показать мне, что прекрасно может без меня даже с адским пламенем справиться. Более того, она захотела, чтобы я — хранитель! — сам и развел вокруг нее это пламя и спокойно наблюдал, как она пытается его игнорировать.
Снова, совсем некстати, Марина на ум пришла — как она тоже постоянно норовила огонь на себя вызвать в операциях Стаса. Только это не он, а я ее однажды откачивал. Эта деталь не всплыла в Татьяниных воспоминаниях? Или ей лавры звезды карателей уже мерещатся?
Я решил дать ей на своем собственном опыте убедиться, что лавры обычно рука об руку с шипами идут. И не смог. Не успел я инвертироваться, как она начала задыхаться и даже руки перед собой инстинктивно выставила, пытаясь укрыться от жара.
И я тут же сдался.
Не могу я, хранитель, опасности своего человека подвергать — у меня каждый атом моего существа настроен на предотвращение такой опасности.
Не могу я, хранитель, всем капризам своего человека потакать, особенно, когда ясно вижу, в какую трясину они ведут его — моя задача мягко и ненавязчиво возвращать этого человека на истинный путь.
С тех пор каждый день я терпеливо выслушивал, как она захлебывается в дифирамбах своей новой стае, и раз за разом предлагал ей позвонить кому-нибудь из наших на земле. Даже Марину мы несколько раз набирали, но первым моим предложением всегда был, конечно, Игорь.
В одном из разговоров он гордо сообщил нам, что начал делать анализ и даже прогнозирование операций Стаса. Я вскипел — он еще не забыл, что его основная задача сейчас учиться? Татьяна же глянула на меня с искренним удивлением и засыпала Игоря вопросами о его новой «работе». И говорили они так, словно меня рядом вообще не было.
Я почувствовал, что у меня земля из-под ног уходит. Именно земля — все мои мечты о вечности строились на нашей жизни там, а теперь Стас, гад, взялся всю мою семью, как дичь, со всех сторон обкладывать и загонять в свои владения. В которых мне эта вечность была просто не нужна — мне там только выть хотелось.
Сколько я ни пытался отвлечь от них Татьяну, она ни о чем другом не говорила и даже, казалось, не думала. После того разговора с Игорем она вдруг загорелась идеей и себя в анализе попробовать. Вы думаете, она взялась анализировать причины своей неудачи в физической подготовке у хранителей? Чтобы все же постараться попасть к ним? Как бы не так! У нее же уже подручные каратели появились!
Она вообще больше ни одного моего слова не слышала. И если и спрашивала меня о чем-то, то это были ее соученики и, естественно, их успехи в павильоне Стаса. Причем я ясно видел, что вопросы она задает исключительно для того, чтобы продемонстрировать вежливый интерес к моему времяпрепровождению, и, удовлетворившись самыми короткими ответами, тут же возвращается к одам Стасовым солдафонам.
Я свои занятия с ними давно закончил. На второй же день. Во-первых, знал уже, чего от них ожидать, и пресек все их разглагольствования на корню. Да и вторая группа, похоже, выведала у первой, что от них требуется. Свою плату новыми приемами я у них тоже, конечно, взял, но держался настороже, и на этот раз обошлось без унизительных тычков носом в землю. После чего и мысленная волна у нас настроилась в более уважительной атмосфере.
Я сразу же вернулся к наблюдению за новичками. После личного общения с их инструкторами я ни секунды не сомневался, что их отчет будет носить слегка односторонний характер. И потом, хотелось для разнообразия со стороны полюбоваться, как они свое мастерство в других вбивают.
Так же, как и в нашем павильоне, Татьянина группа демонстрировала весьма средние способности в любом силовом действии — как в защите, так и в нападении. Кроме Тени. У которого явно просматривался перекос в восприятии ситуации — он нападал всегда, даже в совершенно неблагоприятных для себя условиях обороны.
Я мысленно поздравил себя с той спонтанной идеей дать ему дополнительную тренировку в нашем павильоне. И даже начал подумывать, не возобновить ли ее, поделившись с ним вновь приобретенными навыками. Нельзя, в конце концов, допустить, чтобы столь яркое дарование осталось незамеченным на фоне зацикленности Стаса на Татьяне. Я его с удовольствием расциклю — чтобы он на более подходящего фаворита переключился.
Выяснилось, однако, что его стандарты были даже выше моего представления о них после их демонстрации на моей собственной персоне.
Инструкторы Стаса периодически напоминали мне о своем предложении устроить мне великое побоище всей их командой. Я всякий раз объяснял, что после тренировки в павильоне мне нужно провести опрос единственного изолированного из группы новичка.
Эти невежи кивали с понимающим видом и плохо скрытыми ухмылками, и все, как один, заявляли мне, что им и без опросов понятно, что Татьяна — гений.
Я скрипел зубами, получив очередное доказательство заговора против нас с ней и представляя себе, что еще чуть-чуть — и она мне сама то же самое заявит, как тот темный пес безродный.
Один из инструкторов настолько обнаглел, что поведал мне о своей зависти моей возможности проводить столько времени в обществе Татьяны. В тот день я чуть было не согласился на предложенную мне схватку.
Но нельзя было Татьяну без присмотра оставлять. Даже если она этот присмотр уже в упор не замечает.
— Слушай, а может, вам на нем поупражняться? — кивнул я в сторону Тени. — Как по мне, так самый ваш кандидат — в бой без устали рвется. Пусть сразу к вам притирается.
Инструктор проследил за моим взглядом и категорически покачал головой.
— Нет, этот не наш, — уверенно бросил он. — Такого командир точно не возьмет.
— Какого такого? — не понял я.
— Во-первых, он одиночка, — объяснил он. — Такой в любой команде все планы разрушит. А во-вторых, у него даже на тренировках одна цель — уничтожить оппонента. Не переиграть его, не обойти умением, даже не нейтрализовать — задавить. Нам такое даже против темных не надо — они тем же ответят, а там понесется — не остановишь. А на земле и так войн хватает — наше дело их предотвращать, а не начинать.
Я чуть не крякнул. Это он мне будет рассказывать про недопустимость «задавить оппонента»? Или у них допустимо только всей сворой давить, а если одиночка — то ни-ни? Или у них это стремление исключительно их внутренним приемом считается, а у посторонних они его как посягательство на свою исключительность воспринимают? Это такому они Татьяну научат, заманив ее к себе?
На тренировках в павильоне я еще как-то отвлекался, снова начав пристально приглядываться к Тени. Темный гений тоже говорил о его одержимости доминированием, но честное слово, я не увидел никакого противоречия между его напористостью и указаниями инструкторов.
А после занятий все эти мысли множились у меня в голове, как снежный ком, грозя разнести ее ко всем темным. И уж точно этот ком похоронил под собой всякую чушь, вроде мягкости, терпения и ненавязчивости, которые бесхребетно не препятствовали Татьяне воздвигать новую стенку между нами.
С такими стенками у меня всегда разговор был короткий. На земле, правда. Там ей никто зубы гениальностью и исключительностью не заговаривал. Там только я один о ее уникальности знал.