— Сдаюсь. Сдаюсь, я сказал! — Кэдианцы обожгли ладони, упали в снег. Псы короля остановились, Берни поднял руки. — Моя шпага у седла. Я без оружия. Мне нужно к ней.
Бигот взмахнул клинком, и перед Оссори расступились.
Альда не смогла уйти далеко. Её конь лежал в крови прямо под холмом, ещё хрипел, молотил копытами примятый снег. Земля гудела под ногами, пока Берни бежал к Альде, отдавалась в подошвах. Она же была так близко, дьявольщина, почему до неё так далеко?! Она выпала из седла, только бы конь не подмял ее… Берни вдевал Альды ноги в стремена, когда садил в седло?
— Альда! — Тихо, почему так тихо? Оссори запрыгнул затихшему рыжему за круп, кругом горбились сугробы подтаявшего снега, спускались с холма пятеро всадников. Солдат, что подстрелил рыжего, указал шпагой в тень, рядом с конской окровавленной шеей.
Альда лежала в снегу, её вмяло в сугроб, она была такая белая, прозрачная, льдистая… Берни осторожно приподнял её за плечи, но тут она приоткрыла глаза и ухватилась сама. Белые пальчики вымазаны порохом.
— Альда, цела? Возьмись за меня, ты молодец, ну же.
— Я не смогла… я испугалась. Подвела тебя…
— Дура, милая моя… — Его всё еще трясло, когда он осторожно поднял жену на ноги. — Спасла.
Оссори не успел заметить, как это произошло. Услышать. Земля под ногами взвыла, отвесил оплеуху ветер, и роща исторгла из себя всадников с клинками наголо. «Барсы» неслись, ничем не уступая в прыти драгунам. Берни лишь успел прижать к себе Альду, спрятать под плащом, когда всадники промчались мимо них, осыпая снежным крошевом. Отряд шавок даже не попытался забрать пленников. Раппольтейн перестарался, спуская на шестерых псов едва ли не всю армию. Они с Альдой и вдвоём почти справились с этой нелепой стычкой… Почти.
— Оссори!
Берни повернулся, увлекая за собой Альду. Она сильно дрожала, так что Берни и сам вздрогнул. Капитан отряда из трёхсот «барсов» выглядел конной статуей, готовой сорваться с постамента и обрушить на ослушника отеческий удар. С плеча. Саблей. На самом деле он, конечно же, держал её в ножнах, как и десяток выстроившихся вокруг «барсят». Берни вытянул шею: в ложбинах между холмами вперемешку лежали мёртвые люди и лошади. Десять. Ушёл только один. Рейнольт, псина ты побитая… У каждого свой Лавеснор.
— Оссори. — Обычно цедить слова Грегешу Раппольтейну так же трудно, как камню источать влагу, и сейчас он превосходил сам себя. — Оссори. Какого, спрошу я вас, хрена? Графиню необходимо доставить в безопасность и комфорт. Вы понимаете, чего она натерпелась?
— Любезный Грегеш, господа. — Берни послал ему ухмылку Рыжего дьявола. От горячего дыхания Альды в груди становилось теплее. — Обыщите убитых, мне нужны все бумаги, что найдутся у них. Снимите плащи, чтобы трупы было не опознать, и возьмите, кому что понравится. Повыше к холму лежат мои пистолеты, их найти и передать мне.
«Барсы» отправились выполнять приказ. Кивнув им вслед, Берни с неохотой выпутал у себя из-под плаща Альду, усадил её в седло к подведенному коню и сел позади неё. Ноздри защекотал запах пороховой гари от её волос.
— Кхм. — Раппольтейн поравнялся с ними. Пожалуй, внешне он походил чем-то на капитана Норшейна, что приютил раненого Оссори у себя в сторожке у ворот Хильмы. Но вместо перекуса и тёплого питья явно заготовил поучение. Берни убрал ухмылочку. Всё же, без помощи «барсов» ему пришлось бы намного труднее. — Графиню Оссори необходимо доставить в безопасность и комфорт. Я позабочусь об этом лично. Мы заночуем в поместье короны. И там она могла бы…
— Нет, любезный Грегеш. — Благодарность за помощь не делала Оссори уступчивым. Альда вся напряглась под рукой Берни, державшего её за талию.
— Война не место для женщины! — Раппольтейн будто надеялся охладить голову, пропечённую жаром пустынь, и не носил шапки — и Берни невольно проследил, как у каменюки розовеют чуток оттопыренные уши, уподобляясь цветом заморскому мрамору.
— Война ли, мирное ли время, но только со мной эта женщина и в безопасности. — Альда у него под рукой вздрогнула. Ветер пуще прежнего задул на горы.
*Тритт — мера длины в Блицарде и Блаутуре, равная примерна 0,98 см.
На первый взгляд, загородное королевское поместье ничем не отличалось от десятка поместий, что подворачивались на пути блаутурской армии, когда в Девятнадцатилетнюю войну она продвигалась вглубь Блицарда. Какие-то спешили выпростать белый флаг, какие-то пытались стоять насмерть. Королевское было не тронуто. Блаутурцы подбирались к столице с других направлений. А потом война закончилась. Линдворм, с позволения своей жертвенной девы, начал обвивать Блицард кольцами, преобразуя всё, до чего дотрагивался. И то ли Берни так громко думал, то ли Альда приспособилась читать не только свои книжонки, потому что при въезде в замок сказала:
— Здесь и внутри нет ничего от Айрона-Кэдогана? Так, Рональд? — И прикрыла глаза, будто виды вокруг причиняли ей боль.
Вытянутый, прямоугольный, с мощными стенами, одной стороной замок будто вырастал из озера, а другой упирался в ныне высохший ров-канал. С торцов его прикрывали низкие массивные башни. В густых сумерках замок выглядел почти опасно. Не составило труда догадаться, кто в своё время обустроил в нём оборону, послушный высшей отцовской воле, и почему Кэдоган не оставил на нём знак линдворма.
— Так, Альда, — Берни ответил жене, лишь когда подвесные ворота опустились, и кавалькада въехала во внутренний двор, разгорающийся факелами. — Поместье принадлежало не Хенрике, но её дяде Фредрику Яноре, заслужившему его, наверное, за блестящую службу своему брату-королю, а отвечал за него его сын Лауритс.
— Его милость король Лауритс, — поправил начальство отнюдь не любезный Грегеш. — Вы встали под его стяг, Оссори. Помните это, и впредь… — он вдруг осёкся и резко подался вперёд вместе с лошадью.
Берни сердито сглотнул просившиеся наружу слова, отповедь. Правильно, каменюка, поучай «барсов» да высыпавшую во двор прислугу. А мы сами разберёмся с переменами своей верности.
— Другой стяг… — пробормотала Альда, когда он снял её с седла. — Едва ли это можно забыть.
Берни нахмурился. Две вертикальные морщинки между бровями. Он чувствовал их и когда под руку с запыхавшейся Альдой взбирался по узкой лестнице в башню, и когда мылся в деревянной бадье. Десять смертей на дороге. Десять блаутурцев, соотечественников, тех же солдат, хоть драгуны и не считали себе четой дворцовую охрану, капитана Рейнольта же откровенно недолюбливали. Кровь этих десятерых пролилась на мёрзлую блицардскую землю, с себя Берни смывал разве что дорожную грязь и пятна от пороха. Он не знал сомнений, соглашаясь на предложение Лауритса. Не знал он их и отстреливаясь от погони. Но теперь… Да, Альда. Едва ли это можно забыть.
Две вертикальные морщинки не разгладились и после того, как Оссори в чистой рубахе и — ради спокойствия жены — штанах босиком протопал через всю спальню и уселся за сервированный у камина стол. Нет, утка в яблоках и форель, жаренная с сушёными травами, были хоть куда, как и пиво, варку которого с Яноре бы сталось наладить прямо в поместье. Дело в Альде. После купания румяная, как блицардская селяночка, она почти не притрагивалась к еде, вместо этого воздавая должное красноватому напитку в пузатой бутыли. Ежевичнице. Кубков и тем паче бокалов в доме не водилось. Деревянная чаша с четырьмя ручками могла бы напоить допьяна не то что миниатюрную жену Рыжего Дьявола — самого рослого «барса» из отряда Раппольтейна. Берни прислушался к звукам внизу, и морщинки, кажется, прорезались ещё глубже. Судя по затихающему бряканью посуды, «барсы» заканчивали ужин. Но совсем без песен, без плясок между столами и на столах. Или нрав «барсов» очень далёк от драгуньего, или Раппольтейн пришиб попытки веселья одним своим видом. Берни хлебнул пива и мрачно хмыкнул. Да, нелюбезный Грегеш. Его, Яноре, стяг. Пока нет способа вернее доказать преданность, чем умертвить недавних своих.
— Как твоя рана? — неожиданно спросила Альда и метнула взгляд под ворот его сорочки.
Глаза её озорно блестели. Шутка ли, но ежевичница пошла на пользу недавней ледышке. Берни просто не смог хмуриться ей в ответ.