Тётушка дёрнулась и возмущённо задышала, Гарсиласо почувствовал, как бьётся её сердце. Он уже болел так, и не раз… Но лежал он тогда на пуховой перине, греясь лечебным питьём и слушая чтение вслух. Гарсиласо обхватил себя руками и вздрогнул. Он гнал от себя воспоминания об Эскарлоте и прежней жизни, но они раз за разом вторгались к нему, смеясь над его жалкими попытками отбиться. Оказывается, забыть невероятно трудно, если ты сам желаешь этого.
Скрип повозок стих позади, лошади вернулись на тракт.
— Я не намерена останавливаться в городе, который снова что-то затевает. Это пятая повозка, Кёртис. В повозках дети. И всех под охраной увозят прочь.
— Конечно. Фёрнфрэкцы берегут своих детишек после той ночи, когда город покинули едва ли не все дети, умеющие ходить.
— Как покинули? Мастер Квентин? — Гарсиласо вынырнул и щурился на свет.
— Ушли и не вернулись. Куда и почему — неизвестно, но говорят, без ведьм не обошлось — Квентин наклонился к нему из седла и таинственно зашептал: — Они и тебя заберут, если не будешь слушаться тётю и сейчас же не залезешь ей под плащ. Стой, открой рот. Молодец, закрывай. В гнездо!
Гарсиласо уже скрылся, глупо хихикая. Лоб, веки и щёки горели огнём, а пальцы рук и ног немели от холода. Всё-таки он очень хочет остановиться в Фёрнфрэке и даже не боится ведьм.
— Ты думаешь совсем не о тех временах, Кёртис, — произнесла тётушка с раздражением. — С самого моего правления тут не обходится без дома Теков, чей глава, к тому же, ещё у моего отца вытребовал пост бургомистра. И теперь Теки, как встарь, расползлись по всей Андрии гнойной язвой. Язва эта изводит не только Блицард, но и доброе имя моих предков!
Судя по нервному скрипу, мастер Квентин заёрзал в седле.
— Не самое удачное сравнение, госпожа Яльте… — пробормотал он. — Язвы — это лишь проявление болезни, они означают, что страдает что-то другое…
— Хорошо, Кёртис. — Тётушка протяжно вздохнула и, Гарсиласо не сомневался, закатила глаза. — Мы остановимся там, но уедем как только сможем. Пусть я больше не королева, но я не намерена становиться участницей беспорядков, тем более что не так давно я отказала в поддержке Текам… Когда-то они были князьями Андрии, а после прихода Яльте лишились бы всего, если бы не присягнули нам на верность, благодаря за титул графов и дружбу. И подобно Яльте они не терпят обид.
— Дон Квинти?н, зачем у меня на спине саламандры?
— Что?
В комнате стоял полумрак, пахло воском, мёдом и какой-то травой, лечебной, из сумки мастера Квентина. Было тепло, даже жарко. Лекарь сидел на корточках около очага. Рукава его рубашки были закатаны выше локтя, ворот расшнурован.
— Где тётя Хенрика? — Собственный голос показался чужим: такой хриплый и едва различимый.
— Малыш, я не знаю эскарлот. Ты спросил о Хенрике? Она спит в соседней комнате, сейчас ночь, я уговорил её пока тебя оставить.
Гарсиласо не заметил, что говорил на родном языке. Во рту стоял неприятный горький привкус, хотелось пить. Он пошевелился под одеялами. Ноги, грудь и спина были обмотаны чем-то тёплым. Остатки сна ещё застилали глаза, но саламандры в камине уже обратились угольками, щипцы в руках Квентина — ложкой, а спину жарили явно не раскалённые до красноты ящерки. Гарсиласо с облегчением понял, что наконец отличает явь ото сна. Последнее, что он ясно помнил, это то, как мастер Квентин вносит его в пропахший капустой дом, как суетится хозяин, говорит что-то тётушка, она взволнована… Потом мастер Квентин с ним на руках поднимается по лестнице… Дальше — сон, что утаскивал в пучину ярких всполохов.
— Гарсиласо?
— Мне это приснилось. Будто вы греете в камине ящериц, саламандр, а потом достаёте из огня щипцами и раскладываете у меня на спине. — Он перешёл на блицард, но почему-то отчаянно хотелось поговорить на эскарлот. Только с кем, среди этих снегов и ледяного ветра? Тётушка обращалась к нему на своём языке и всё чаще называла «Гарс», а не «Салисьо». Она не любила Эскарлоту, а солнечные слова не любили холодный Блицард. Они яркими бабочками срывались с губ и погибали, не успевая взлететь.
— О, так ты снова с нами. Я уже подумал, ты на секундочку вырвался из бреда, чтобы озадачить меня и ускользнуть обратно в свои странные сны. — Квентин улыбнулся ему и подошёл. В руках — коробочка, источающая тот самый запах, что Гарсиласо уловил при пробуждении. — Неужели так горячо? — Лекарь убрал с его спины недовольно булькнувшую грелку, откинул одеяло. По спине пробежала приятная прохлада. — Брось, кожа только чуть порозовела. Эскарлотские принцы большие неженки, а? — Спину снова укутали. Гарсиласо вытащил руки из душного плена и утёр лоб, волосы местами взмокли. На подушке остался мокрый холодный след, ложиться обратно не хотелось. — Потерпи ещё немного, нужно хорошенько прогреть твои лёгкие, тогда кашель быстро пройдёт.
Гарсиласо кивнул, приподнялся и обернулся.
— Мастер Квентин? А что это там у вас? — От кожи с хлюпаньем отклеились липкие тряпицы. Вот бы сбросить это всё и помыться.
— Мазь. Лежи спокойно.
— Не нужно, я и так уже весь в этой…
— Мази. Это мёд с жиром и мятным отваром. А вот это… понюхай. — Квентин сунул ему под нос мешочек с порошком из какой-то травы. Пахло резко, немного сладко и мятно, так бывает, когда в камине жгут ароматные веточки. — Ты скоро будешь это пить. — Он кивнул на котелок с булькающим снадобьем, которое недавно помешивал у очага.
— Горько и кисло… Это от этого питья? — Гарсиласо облизнул потрескавшиеся губы. Принцы не плюются. Но он же уже не совсем принц…
— Нет, это от молока с маслом и мёдом. Пришлось тебя отпаивать, есть ты отказывался.
— Молоко… ненавижу его.
— Придётся полюбить, оно героически спасло твоё горло и вернуло тебе голос. Ты должен быть благодарен. А сейчас ложись, будем тебя лечить.
Гарсиласо обречённо опустился на живот. Квентин пододвинул к кровати столик и вытряхнул на него свою сумку. В этом мешке таилась целая сокровищница, и каждый раз там появлялось что-то новое. Мелькнул моток материи, тонко звякнули и блеснули в свете камина какие-то железки. Мастер Квентин, оголив Гарсиласо спину, убирал старые припарки. Воспоминания вспыхнули, тепловой волной ударили в затылок. Гарсиласо с трудом сглотнул и попытался оглянуться.