Ему очень не хотелось расставаться с оружием, так как неизвестно, что его ждет в городе, но еще более нежелательны были проблемы с полицией. Да и патронов почти что не оставалось.
Капитан вышел на окраину города. Идти по укатанной улице стало намного легче. Прохожие в такой поздний час не встречались. Спереди доносились звуки музыки из какого-то ресторанчика, и он побрел по направлению к нему, едва ощущая отмороженные руки и ноги. На стене висел термометр, который показывал минус двадцать по Фаренгейту. Мороз казался еще более лютым из-за сильного ветра.
Капитан остановился у ресторанчика, откуда гремела музыка в стиле “диско”. Обледенелые деревянные ступеньки, ведущие к двери, освещались причудливым фонарем, выполненным в стиле 90-х годов прошлого века. Фрост с трудом забрался по ним наверх и еле сумел негнущимися пальцами повернуть ручку и толкнуть дверь внутрь.
Хэнк сразу был оглушен громкими аккордами. Он сделал несколько шагов и, морщась от боли, стянул лыжную шапочку, закрывающую лицо. Вместе с ней упала на пол и повязка. Он заковылял вперед. Танцующая в зале публика остановилась. Женщина, к которой он подошел, в длинном, сверкающем, дорогом вечернем платье, посмотрела на него с изумлением и в страхе поднесла руки к лицу, увидев безобразный шрам на месте левого глаза. Она в ужасе закрыла рот, но не закричала, а лишь отступила назад и прислонилась к стене, едва не уронив зеркало в причудливой раме.
Фрост проследовал мимо перепуганной женщины в глубь танцевального зала и от тепла, запаха разгоряченных тел и яркого света в голове у него все поплыло. Он покачнулся и с шумом упал лицом вниз на ступеньку небольшой сцены. Раздались перепуганные женские крики. Хэнк хотел попросить их замолчать, так как ему не была слышна музыка, но не успел и погрузился в темноту.
Фрост открыл глаз, поднял руку к голове, раскалывающейся от боли, и увидел в ладони свою повязку. Самое главное — пальцы шевелились, они еще немного покалывали, но имели вполне нормальный цвет и, значит, гангрены можно было не опасаться. Он приподнялся и подвигал ногами и ступнями — те повиновались. Хэнк с удовлетворением откинулся на подушку и почувствовал, как от напряжения закружилась голова. Через несколько минут он снова открыл глаз. В восьми футах над ним нависал грубый бетонный потолок. Повернувшись, капитан с удивлением увидел, что кушетка, на которой он лежит, находится в небольшой нише, загороженной толстой металлической решеткой.
— Интересно, в какое это я дерьмо вляпался? — пробормотал он.
— Что ты там сказал, американец? — неожиданно раздался громкий голос с сильным немецким акцентом, похожим на тот, который был у оператора подъемника.
Хэнк приподнялся на локтях и увидел по другую сторону решетки офицера полиции, сидящего за пустым столом и листающего журнал с фотографиями девочек. Фрост с трудом сел на постели и прислонился спиной к холодной стене.
— Я сказал — дерьмо, по-немецки это будет, по-моему, “шайсе”.
Полицейский понимающе кивнул и снова углубился в журнал.
Капитан покопался в карманах, нашел сигареты, но зажигалка пропала.
— Эй, — окликнул он офицера, — спичек не найдется, приятель?
Тот повернулся, пожал плечами и, положив журнал на стол, подошел к камере.
— На, можешь оставить себе, только не устрой самосожжение, — сказал он, вручая Фросту коробок спичек.
Хэнк кивнул, прикурил, повернулся к стене и надел повязку на глаз. Полицейский остался стоять у решетки, с интересом поглядывая на него.
— Слышишь, американец, я понимаю, что это не мое дело, но как ты умудрился потерять глаз?
— Что? Глаз? — усмехнулся Фрост.