Девчонка сглотнула и сдвинулась с места. Да только в глазах у неё так и осталось виноватое выражение.
Дориан размашисто шагал по мостовой — подбородок вскинут, руки в карманы, рот плотно сжат. Линдо понемногу избавлялся от пережитого страха: тут уже убрали стекло, там — звучит популярная песенка, носатый клерк в видавшем виды пиджаке с аппетитом уплетает огуречный сэндвич… По дороге тянулся поток разномастных машин, звучало негромкое, словно вежливый кашель, бибиканье…
Глаза девчонки были как блюдца. Она вздрагивала всем телом, когда мимо проезжали громады двухэтажных автобусов, кидалась поближе к нему — и сразу пристыжённо отступала, стискивала худые кулаки так, что проступали птичье-тонкие, оплетённые голубыми венками кости. Девчонка непрестанно крутила головой — до того нервно и быстро, что того и гляди свернёт себе шею. Таращилась на встречных пешеходов, лотки свежих, пахнущих типографской краской газет, яркие телефонные будки… высотки бизнес-центров, блестящие новенькой монетой, и умело презентованные товары в витринах гастрономов — в общем, на всё, что только попадалось им на пути. А вот под ноги почти не смотрела, хотя и спотыкалась не раз — замечая это, Дориан лишь головой качал.
И он ведёт её туда…
Дориан тихонько фыркнул.
Сумасбродство. Чистой воды сумасбродство.
А, впрочем, что ему остаётся ещё? Не оставлять же девчонку на улице. Он, как-никак, её Проводник…
«Проводник. Ха».
Громкое слово. И совершенно пустое. Кто ему мешает бросить её прямо сейчас, здесь? Аббат ему давно не указ. А уж после сегодняшнего — недобро усмехнулся Дориан — никому не указ.
Тенью метнуться за угол, раствориться в шумливой толпе… И пускай идёт на все четыре стороны. И без него справится…
«Сумасбродство».
Дориан покосился вправо — и моргнул, наткнувшись на встречный взгляд. Щёки под волосами, что давно тосковали по гребню, пошли малиновыми пятнами, сильнее сжались пальцы на кресте — девчонка отвернулась.
«Что мне с тобой делать…»
На горизонте замаячила Гриндэлл-стрит. Дориан отыскал в кармане связку ключей, которую так хотел закинуть в Большой Остралийский залив, провёл пальцем по металлическим бороздкам и зазубринам. Ускорил шаг.
Настроение портилось всё стремительней. И чем ближе становился знакомый дом, тем сильнее стискивались зубы. В левой стороне груди закололо и похолодело, точно там, внутри, распустился игольчатый, декабрьского льда, цветок.
Кованые решётки ограды и серебряные, в налёте лёгкой патины, острия наверший. Скрипучие ворота. Запущенный сад с корявым исполином древнего дуба вдалеке. И трёхэтажный особняк, что спит, густо опутанный плющом…
«Ну, привет. Это снова я. Не обессудь, что потревожу твой мёртвый сон», — сказать бы это, небрежно, громко, весело сказать… Но горло закупорил плотный, как цемент, комок. Зубы разжались, неловко клацнули, задев язык. Во рту стало чуть солоно, захотелось сплюнуть.
Дориан подошёл ко входу, пронзил взглядом серебряный дверной молоток. Как луч прожектора, перевёл глаза на девчонку, которая скромно топталась в двух шагах позади и молчала, словно немая.
— Надеюсь, ключами пользоваться умеешь?
Девчонка нахмурилась — распознала-таки подкол — однако кивнула. Он бросил ей связку.
— Серебряный. С закорючкой на верхушке, — пояснил Дориан, пока девчонка, осторожно кося на него глазом, шла к ступенькам крыльца.
Вот она поднялась, вставила нужный ключ в скважину, толкнула… Машинально зашла. Остановилась на пороге. Дориан видел только её спину и несуразный, похожий на бычий желудок, мешок на ней. Но девчонка, вне всяких сомнений, разглядывала дом: слоистые кружева паутины, что накопились в прихожей, закрытые двери по обе стороны от неё, далёкую лестницу… И дорожку следов, ещё не заметённых пылью. Его дорожку.
Девчонка обернулась.
Что дальше? — явственно говорил её взгляд.
Но Дориан ошибся.
— Почему ты не заходишь? — лизнув губы, неуверенно спросила девчонка.
«Ну, даёт».
Дориан улыбнулся пошире — так, чтобы во всей красе предстали зубы.
— Вампиры не могут войти. Ни в дом, ни в комнату, где уже находятся люди. Пока их не впустят.
Три быстрых взмаха ресницами, мысль, судорогой пробежавшая по лицу.