— Гад! — и в меня полетела первое, что попало ей под руку — её бархатная резинка от волос. А потом она закатилась в диком хохоте.
— А я… а я… прикинь, Петька, всё всерьёз принимала! — захлёбываясь смехом, катаясь по дивану, делилась она. — Перед чужим незнакомым дядькой, голой! У-у-у не могу… но я же профессионалка, топ модель! Ой, не могу… круче Водяновой себя считала, у-у-у… боже, дай отдышаться… ох, и сволочь же ты… — обзывание звучало любовно, а не с обидой.
Наконец она успокоилась и с вопросом «а сколько времени, кстати?!» бросилась в свою комнату.
— Я же на пляж хочу, сволочь ты пакостная! — крикнула мне уже оттуда.
Я сидел в компьютерном кресле, вытянув ноги, которые гудели как высоковольтные провода и гул нарастал. Тепло из тела куда-то рассасывалось и внутри, там, где солнечное сплетение, приятный, ласковый котёнок медленно превращался в ледяного монстра. В голове было пусто. Как в огромном холодном подземном гроте, только без эха. Эмоции, казалось, израсходовались полностью. Даже с переизбытком.
Катришка с кем-то ругалась по телефону, наверное, с той самой Надькой — пухленькой рыжеволосой девицей со слабо сформированной грудью и большими детскими веснушками. Потом я услышал слова, обращённые уже ко мне, о том, чтобы не вздумал удалять фотографии, но чтобы и никуда без её разрешения не выкладывал — потом посмотрит и сама разберётся; предупредила, что побежала и, наконец, хлопнула дверь. В квартире воцарилась тишина.
А меня посетила боль. Кричал я или нет, упав на пол — не отложилось в памяти. Но чётно, на всю жизнь, калёным железом отпечатались ощущения пытки. Клещами рвали на ногах ногти, плоскогубцами вытягивали жилы и тупым ножом взрезали мышцы: от паха до кончиков пальцев, вниз, медленно… я думал, что многое знаю о боли. Не эксперт, конечно, но пользователь уверенный. Судьба, однако, как обычно, преподнесла сюрприз. Наступила как слон на букашку: раздавила, расплющила, выдавила соки и размазала по полу.
С трудом, как сквозь мутное стекло вспоминается приход с работы мамы. В руках она держала пакет с бумагами — она бухгалтер нескольких фирм. Помню, как пакет падает на ковёр, папки из цветного пластика, скользя друг по дружке выползают из зева…
На кровать меня затаскивали мама с соседом. Скорая после ругани с мамой о целесообразности госпитализации, — кто был за, кто против, не вспоминается, — поставила какой-то укол и я уснул. Если кошмар в виде тянущей ко мне руки седой старухи, чего-то бормочущей и пускающей слюни, явно довольной и оттого ещё более страшной, можно назвать сном. Однако, проснулся я совершенно здоровым. Ужас ночного бреда выветрился на удивление быстро. О вчерашней пытке не напоминало ни что. Ноги шевелились, пожалуй, лучше прежнего.
Глава 2
Мама не пошла на работу, и я целый день на тренажёре доказывал ей, что всё в порядке, что поболели ножки и всё, баста. Болеют — значит выздоравливают. И что самое удивительное это было действительно так.
Катришка украдкой, чтобы мама не услышала, поинтересовалась, имея виноватый вид. Мама ей вставила. За оставление меня, болезного.
— Это из-за меня у тебя приступ был, да? Из-за гипноза придурочного?
Я уверил её, что нет. А как только намекнул, что неплохо бы мне переехать в отдельную комнату, сразу будто бы переключилась. Мы долго вдвоём убеждали маму, что мне давно пора жить отдельно, а девочкам с девочками, и я не собираюсь умирать ближайшие сто лет и тем более внезапно, и даже если упаду, то без разницы где, и так будет удобнее всем и со всех сторон. В конце концов, мы с Катришкой победили.
Сестрица обороняла свою берлогу как орлица гнездо, как охотничью территорию тигрица. Самолично врезала щеколду, отгородив личное, неприкосновенное пространство. Но всего один сеанс и справедливость восторжествовала — до болезни, два года назад, комната принадлежала мне. Я тихо ликовал. Котёнок внутри напомнил о себе приятным урчанием и снова впал в спячку.
До школы, до выпускного класса, который я собрался посещать очно, оставалось всего ничего, и я решился выходить на улицу, наплевав на взгляды прохожих. А раздражали они меня дико. Казалось, что все смотрят только на меня и сочувствуют. Или презирают, что одно и то же. А сила в ногах, кстати, после сеанса с сеструхой заметно прибавилась.
Ходить я начал с одним лишь локтевым костылём, с правым. Чтобы левой рукой за перила при подъёме держаться. Заглядывал в магазины, что-то покупал по заданию мамы, складывал в рюкзак. Гулял по парку в двух шагах от дома.
До первого сентября оставалось четыре дня, включая выходные, когда мне, сидящему на скамейке в парке, уткнувшемуся в смартфон, позвонила Катришка.
— Петь, ты где?
— В парке, а что? Я тут в игруху одну долблюсь, а ты срываешь…
— Да обойдётся твоя игруха, есть поважнее дело, — отмахнулась она. — У Надьки сестра старшая есть, толстая, как автобус, универ в этом году окончила. Они, правда, с Надькой на ножах…
— Не тяни, Кать, объясни конкретно, — сработала установка! Я уже понял, о чём речь и внутри всё трепетало. Трояким чувством. С одной стороны, ужасно хотелось, наконец, потерять девственность, с другой, страшила перспектива наступления новых болей, с третьей, девушка имеет обширный объём телес, что как-то не приветствуется.
— Да… — я прямо воочию видел, как Катришка пританцовывает от нетерпения, — я поговорила с ней, втайне от Надьки, конечно, и сказала, что ты можешь закодировать на похудание.
— В смысле? — я сделал вид, что не понял.
— Ну, загипнотизировать, как меня и… чтобы жрать меньше стала, что ли…
«Или завтра, или никогда» — я решился.
— Хорошо, Катриша, я понял. Завтра пятница, мама на работу уйдёт. Она с утра сможет?
— Я сейчас узнаю, — пообещала Катришка и отключилась.
Через час мы с сестрой созвонились снова. Девушка — автобус не подвела, согласилась. Потом, дома, Катришка предупредила, что Вера, старшая сестра Надьки, думает обо мне, как о студенте — психологе, но никак не о школьнике. Чтобы я, мол, соответствовал.
Вера оказалась возрастной копией Нади. Широкозадая, широколицая девушка с короткими рыжими волосами, вся в белом. Блёклые веснушки на шее. Тяжёлая грудь на фоне отвислого, несмотря на плотный пояс живота, не выделялась. Обтягивающие белоснежные штаны подчёркивали объём и складки нижней части фигуры, свободная светлая блузка навыпуск пыталась всё лишнее скрыть. Не получалось. Раздевать Веру мне расхотелось даже мысленно.