В общем-то, так и есть. Владеть нецензурщиной я научился ещё раньше, чем просто разговаривать, потому что в моё детство родители частенько ругались из-за маминого пьянства (сразу видно, в кого у меня такое пристрастие к бухлу). Короче, всё самое важное в этой жизни я в прямом смысле слова впитал в себя с материнским молоком, потому что даже когда она кормила меня грудью, умудрялась хлестать пиво и заставляла Шнурова завистливо вслушиваться в симфонию матерных слов из собственных уст.
Перед спуском я всё же решил сначала приговорить свою порцию еды, потому что долго держаться на ногах на пустой желудок не смогу. Так что, прихватив из багажника пакеты, устремляюсь в сторону дома.
— Ты куда? — спрашивает Костян.
— Эй, не все из нас проснулись в мясном отделе, — отшучиваюсь в ответ. — Меня угораздило наскочить на овощной прилавок…
Егор скептически осмотрел пакеты.
— Снова тёлка на диете?
— Да, чёрт возьми. Так что если не хотите коллективно получить от меня пизды, валите на спуск. Ну, или подключайтесь, но без подъёба. Шастинский, к тебе обращаюсь!
Лёха счастливо скалится, словно я только что отвесил ему комплимент, и открывает рот явно не для восхищения моим высокопарным слогом, так что я не даю ему возможности сделать задуманное.
— Ещё раз повторяю для особо распиздевшихся: слово — не воробей. Вылетит — береги, сука, скворечник!
Лёха ржёт и закидывает руку мне на плечо.
— Тебе, друг мой, реально надо забить желудок едой, а то ты уже на людей кидаешься.
Он подпихивает меня в сторону кухни, выхватывает один пакет из рук — тот, в котором призывно громыхают бутылки — и рассовывает его содержимое по полкам холодильника. Парни по одному входят в комнату и с подозрением поглядывают в мою сторону, словно я в любой момент могу сорваться и расхуярить Лёхе рожу. Но так как последний больше не делает опрометчивых поступков, а именно перестаёт меня бесить, все расслабляются и принимаются уплетать обед за обе щеки.
Я как-то упустил из вида момент, когда за едой в употребление пошёл коньяк. Очнулся только тогда, когда понял, что слишком уж лёгкой стала окружающая атмосфера. С подозрением понюхав чашку, подтверждаю свои опасения: какой-то осёл воспользовался моим собственным приёмом и подлил выпивку в мой кофе. И, судя по тому, что такой номер я проворачивал лишь с одним человеком, устремляю взгляд на Кирилла. Тот даже не думает отпираться и выдаёт себя довольной ухмылкой
— Чёрт, а я только собирался сказать «нет» алкоголю, — притворно расстроился я, рассматривая кофейную жидкость в чашке. — Оказалось, коньяк вообще нихуя не слышит…
На плечо опустилась тяжёлая рука Костяна.
— Не слишком ли много ограничений и запретов для одного дня?
Я внимательно посмотрел на своих друзей и даже сквозь алкогольный туман осознал, что на самом деле никто из них не переживает так остро, как это делаю я. А потому я вновь позволяю себе отключить мозги и забыться в спасительном дурмане бухла.
Когда обе бутылки коньяка были приговорены и «случайно» разбиты, потому что не всем удаются идеальные трёхочковые, я извлекаю из холодильника три бутылки вишнёвой водки, и банкет продолжается. Бубнящий что-то под нос Егор вытаскивает из кармана джинсов телефон и набирает чей-то номер.
— Ты куда звонишь, придурок? — отвешивает ему подзатыльник Кирилл.
Егор машет на него рукой.
— Один раз ведь живём, — отвечает, и по его взгляду я понимаю, что сейчас он сделает какую-нибудь херанину, от которой наши шансы дожить до утра резко сократятся.
Так и оказалось: Корсакову явно не хватило жидкости на нашем столе, так что он заказал целый ящик старого-доброго «Блю Курасао».
— А что за развлекательную программу ты там придумал? — спросил Кирилл, обращаясь к Костяну.
Я смекнул, что если бы он пил столько же, сколько я, к примеру, он бы про эту самую программу вспомнил бы только в день свадьбы собственного ребёнка.
Костян хмыкнул и, пошатываясь, направился куда-то вглубь дома.
— Не расхерачь там где-нибудь свою морду, — «каркаю» я, потому что из-за двери доноситься характерный звук целующегося с паркетом тела, свидетельствующий о том, что мой друган не дошёл до пункта своего назначения.
Поднимаюсь на ноги и выхожу в коридор, наблюдая, как Костян цепляется за стену, пытаясь подняться. Я обречённо вздыхаю, так как сам едва стою на ногах, но не бросать же друга в беде… Короче, ёбаная моя доброта, потому что через пару секунд на полу сидим мы оба.
— Хули ты попёрся сюда в одиночку, пьянь? — ворчу на друга, а самому хочется тупо ржать во весь голос. — Ты сидел-то с трудом, шатался во все стороны, как холодец на тарелке. А ещё МЕНЯ долбоёбом называют…
— Хлеба народу хватило, теперь ему зрелищ подавай, — жалуется Костян.
— Понедельник будет тяжёлым… — вздыхаю.