Не знаю, как все получится с незабываемостью, но я уже была бы не прочь позабыть о всей этой безумной суете, которая кружит голову похлеще самой быстрой карусели, в которую я, заметьте, не села бы по собственной доброй воле. Но меня никто не спрашивает, и вот я пакую сумки и собираю корзинки, как добрая пай-девочка, а сам виновник этого суетливого безумия пропадает неизвестно где. Это, надо признаться, немного сердит…
И пока я составляю кексики с клубникой и орешками кешью в специальную кексницу (даже и не знала, что такие существуют!), в голове невольно крутится недавний разговор с Хеленой…
Ты мне не говорила, что твой сын действует на женщин также, как банка с медом — на пчел… Кажется, за последнюю неделю он сменил уже третью подружку, ты не находишь это чем-то чрезмерным?
Разве мальчик виноват, что они сами вешаются на него?! — изумляется Хелена с улыбкой. — Это все гены, его отец, мой первый муженек, был такой же: красивый, статный мужчина, которого не могла обойти взглядом ни одна женщина, и я в том числе, как ты понимаешь… Скольких же усилий мне стоило обратить его внимание на себя!
Тебе? — я недоверчиво приподнимаю брови — уж если кто и мог привлекать мужчин одним своим видом, то это точно была Хелена.
Мне, моя дорогая, именно мне, — вздыхает она настольгически. — Знаешь, сколько таких вот «хелен» вилось вокруг него толпами, но в итоге я обошла их всех, — тут ее мечтательный взгляд делается почти брезгливым, — правда ненадолго. Ровно через год он остыл ко мне и завел очередную любовницу из числа многих… Но он до сих пор поддерживает нашего мальчика, оплачивает его учебу и готов помочь после с работой, так что о большем я и не прошу, — тихий вздох. — А Доминик так похож на Гюнтера, та же харизма, те же глаза и голос, мне порой даже не по себе становится… Но, признайся, он хорош! — добавляет она, хватая меня за руку, в ее глазах пляшут искринки материнского восторга. — Он заслуживает каждого восхищенного взгляда, которым его одаривают юные красотки!
Трудно с этим не согласиться, и я пожимаю плечами, мол, да, признаю, все так и есть. А сама думаю о том, что как по мне, так он даже слишком хорош, прямо какой-то имбирный пряник, а не человек, мне до сих пор неловко в его присутствии, словно он загримированная суперзвезда, а я слюнявая фанатка. Стыдобище!
Так вы поэтому расстались c отцом Доминика, — любопытствую я против воли, — из-за его измен?
Хелена улыбается мне одной из своих мечтательно-настольгических полуулыбок.
Нет, — отвечает она просто, — разошлись мы из-за Алекса, отца Пауля… я встретила его в тот самый момент, когда узнала в новой подружке Гюнтера свою же бывшую подругу… Алекс же был на байке, в кожаной куртке и с белозубой улыбкой в поллица и смотрел на меня так восхищенно, так трепетно, что я влюбилась абсолютно без памяти… Думаю, только его одного я и любила по-настоящему, — откровенничает Хелена, накручивая кончик своих волос на палец. — Поверить не могу, что ему непременно нужно было погибнуть в самом расцвете лет…
Не представляю, каково это, потерять любимого человека, и потому молчу, не зная, что на это ответить.
Тогда-то я и забрала Ника и ушла от Гюнтера, — продолжает подруга задумчиво. — Мне давно следовало это сделать, да я все не решалась…
А как же Доминик, как он перенес ваше расставание?
Да неплохо, — пожимает она плечами, но заметив выражение моего лица, покорно добавляет: — Ну да, ему, наверное, было тяжело, признаю, но я была так влюблена в Алекса, что, боюсь, не очень обращала на мальчика внимание… Ему было семь, Джессика, я думала он ничего не понимает!
Мы замолкаем, каждый думая о своем.
Ты собралась тут до вечера стоять? — врывается на кухню Хелена, выхватывая кексницу прямо из моих рук. — Отомри!
Я ей улыбаюсь, ну ладно, я ей почти улыбаюсь, прищуривая глаза в немом возмущении. Но она лишь добавляет на ходу:
Заверни в газету пару фужеров, хочу быть ко всему готова!
Так ты же уже упаковала целый батальон фужеров!
Я же сказала: хочу быть готовой ко всему.
И выскакивает за дверь. В открытое окно доносятся веселые голоса Элиаса и Томми, которые гоняют мяч на лужайке, раздается голос Юргена… Он грузит пляжные шезлонги и целую гору подушек.
… В тот вечер после нашего с Домиником «кекса примирения» и последующего праздничного ужина в честь его приезда, Юрген и говорит мне:
Не такой уж он и плохой парень этот Доминик Шрайбер, как ты мне накануне расписывала… Может, чрезмерно смазлив, этого у него не отнять, но в целом он мне даже понравился.
Я со стоном утыкаюсь лицом в его плечо: самой стыдно вспоминать, как я поносила его еще только вчера. Вот уж воистину говорят, не суди человека, пока не пройдешь милю в его обуви…
Не напоминай мне об этом, — мычу я в плечо Юргена, прижимаясь телом к теплому боку.
Он негромко посмеивается, зная, как я сейчас себя чувствую, особенно после того, как рассказала ему о признании Доминика, то есть о причинах его странного поведения при нашем первом знакомстве.
Признайся, ты была предвзята?
Признаю, я была предвзята, — послушно соглашаюсь я. — Но он меня просто ошарашил своим поведением, — не удерживаюсь я тут же, — он появился весь такой… идеальный… и голый. И он флиртовал со мной… Со мной сто лет никто не флиртовал! — восклицаю я так возмущенно, словно это может все объяснить.
Юрген поворачивается и смотрит на меня своими смеющимися глазами.
Мне стоит начинать ревновать? — продолжает забавляться он. — Моя жена мечтает о флирте…