Она подходит и останавливается рядом со мной, хрупкая фигурка, словно фарфоровая. У нее заклеен висок и большой синяк почти во всю щеку, и тени под глазами, но она такая красивая, что мне хочется заплакать.
— Я не могу дождаться, чтобы запустить свой член в твою киску, — говорю я, и она начинает плакать, большими крупными слезами, скатывающимися по щекам. Я не останавливаю ее, потому что точно знаю, что это слезы радости.
17. Лили
Если бы я не сделала запись произошедшего, то не знаю, как бы все обернулось. Газеты много дней подряд пестрели подробностями случившегося, это была сенсация, потому что мы убили детектива-сержанта, весьма уважаемого сотрудника полиции. Я рассказала все, что знала, но так и не знала, что случилось с Робином. Как-то я позвонила в офис и попросила его к телефону. Один из парней взял трубку и сообщил мне, что он больше здесь не работает. О нем ничего не сообщалось в газетах, думаю просто поступили, как обычно, чтобы прикрыть свои собственные задницы, сделали вид, что его вообще не было.
Прошло две недели, прежде чем нам разрешили перевести Джека домой. Семья собралась в полном составе. Шейн и Дом перенесли кровать на первый этаж, установив ее в одной из гостиной, чтобы Джеку не приходилось подниматься по лестнице. Братья осторожно кладут его в кровать. Я беспомощно суечусь рядом с ними. Джек выглядит очень бледным.
— Спасибо, — говорит он им.
Я предлагаю им что-нибудь выпить, но они быстро оставляют нас, сказав, что заглянут попозже вечером.
— Хорошо, — отвечаю я, закрывая входную дверь. Возвращаюсь в гостиную, Джек широко улыбается.
— Боже, я соскучился по нашему дому, — говорит он. — Иди сюда и поцелуй меня как следует.
Я иду к нему, испытывая неожиданно робость. Я говорила тогда, что люблю его, но не знаю, слышал ли он. Остались ли у него какие-либо воспоминания, несмотря на травму головы.
Я нежно целую его в губы и еле касаясь обхватываю его за плечо.
— Ты же знаешь, что это называется жалкий поцелуй?
Я смеюсь.
— Ты не должен напрягаться.
— Я не должен, но ты же можешь.
Я хмурюсь.
— Что ты говоришь такое?
— Сними трусики.
— Что?
— Ты слышала.
— Зачем?
— Не заставляй меня подниматься и делать все самому.
— Это безумие. Я не могу поверить, что ты это говоришь, — отвечаю я, снимая трусики. — Вот. Сделано. Счастлив теперь?
— Подойди ближе, — приглашает он, и его глаза оживают, загораясь огнем, которого я уже не видела в течение двух недель. И если честно, то боялась, что больше никогда и не увижу.
— Послушай, тебе не разрешается…
— Напрягаться. Я и не собираюсь напрягаться. Ты будешь все делать.
Я прикусываю губу, раздумывая, поскольку очень хочу подойти, но при этом очень боюсь, как-то навредить ему.
— Если ты не подойдешь ко мне, я встану и подойду к тебе, — предупреждает он.
Я смотрю на него удивленно, но он просто сияет.
— Джек…