— Я сделала все, наслаждайся завтраком, — кинула я, выходя из кухни.
— Ты разве не будешь? — Из-за спины послышался голос Лукаса.
— Я не голодна, — поворачиваюсь к нему.
— С прошлой нашей встречи ты заметно похудела. — удивительно, что он так заботился обо мне.
— Ты бы лучше так побеспокоился о Габриэлле. Разве тебе не было видно, когда она ходила бледная как смерть?
Он виновато опустил взгляд вниз. Убедившись, что на этом все, я ушла к себе в комнату.
* * * * *
Пытаюсь уже пятый раз дозвонится до Габи, она не берет трубку. Отец недавно прислал смс-ку с фотографией Нью-Йорка и с подписью, что с ним все хорошо. На часах семь вечера. Харисон должен был вернутся через час, а Эвелин еще неизвестно. Друзья Фабиана рассосались ближе к шести. И тогда в доме настала тишина. Он ушел к себе в комнату.
Выхожу из своей спальни, направляюсь к лестнице. Мне нужно поменять повязку. Рана была неглубокая, швы на нее не требовались вот только шрам точно останется. Спускаясь, слышу телефонный разговор Фабиана:
— Ты обязан это сделать, иначе, я пристрелю тебя, понял? — озлобленно говорил юноша.
— Да мне плевать, что она тебе нравится, Буш, ты должен сделать так, как я сказал, либо мне самому придется разобраться с этой Дункан.
В горле пересохло. Что это означало? Эти слова… Что он собирался сделать с моей Габи? Я пыталась подойти поближе к его комнате, из-за чего совершила ошибку. Как только я подошла, дверь со скрипом приоткрылась.
— Она зна… — он замечает в проеме меня. — Я перезвоню. — Резко скидывает трубку.
Быстро срываюсь с места, не зная куда девать себя. Я могла бы побежать на первый этаж и оттуда убежать к чертям, позвонить Харисону и рассказать всю ситуацию. Но как всегда моя персона протупила. Открываю дверь в спальню Харисонов, прикрываю ее. Бегу на балкон, открываю балконную дверь, прячусь за угол, закрывая ее обратно.
Балкон был широким. Выходил на задний двор, и был он прямо над бассейном. Прислушиваюсь к шуму, но никак не выходит из-за бешенного сердцебиения. Сейчас меня не волновало то, что на улице холод. Сейчас было страшнее совсем иное, нежели простая погода.
Дверь с грохотом ударяется о стену, чуть ли не разбиваясь вдребезги. Снова бегу, но останавливаюсь у края. Далее идет небольшая стеклянная ограда, точно такая же как дверь.
— Иди сюда, — шипит парень. У него снова оголен торс, и он босой. На его ногах были спортивные легкие штаны. Но несмотря на это, он был страшен мне. Я боялась его, но старалась не показывать.
— Прошу, не трогай меня, Фабиан, не надо… — Врезаюсь в стеклянную ограду.
— Ты, как и твоя подруга слишком любопытная. Это вас погубит. — Он был уже близко.
— Прошу тебя, не подходи! — Он остановился.
— Ты боишься меня, — если бы раньше на его лице при произношении этих слов появилась бы улыбка, то сейчас ее не было. Его лицо было серьезным, и без единых изъянов. Только сейчас я могла заметить шрам на его груди. Ужасный шарм, который он не прикрыл татуировкой, хотя мог бы. Не захотел. Значит он для него что-то значил.
Мне было интересно, что же сделало его таким жестоким манипулятором без сердца и единого чувства. Он просто уничтожал своим взглядом. Он не показывал того, что творится у него на душе. И даже тогда, когда я ударила его, он не проронил не слова. Словно не чувствовал боль.
Фабиан закурил сигарету.
Хочу отойти дальше, но понимаю, что некуда. Он идет прямо на меня, втягивая слишком много табака в свои легкие. Спустя минуту он был возле меня, а сигарета, возле моей руки. Хочу оттолкнуть его, как он хватает мою руку, срывает бинты, и тушит сигарету о мою рану.
От нахлынувшей боли меня потемнело в глазах, в висках долбила боль. В ушах приглушенно звучал его голос, я не слышала его слов, но знала — он смеется над моим страхом, над моей болью, над моей ненавистью к нему.
— До меня дошел слушок, что тебе хотелось узнать, что меня сделало таким, — он дышал мне в шею, все еще держа окурок у меня на руке. Я хватала ртом воздуха, но все меньше и меньше мне хотелось дышать. — Хотя, вру, я подслушал разговор с Дункан, когда она рассказывала о моем детстве. Но она понятия не имеет как было на самом деле.
— Когда мне было пять, моя мать сбежала от отца к подруге, оставив меня, когда он пил. Он причинял ей боль. Резал ее прекрасную гладкую кожу ножом. Заставляя ублажать его прихоти. Он срезал ее кожу, когда трахал ее. И когда она ушла, он вспомнил про меня. Тогда, он начал оставлять порезы на моем теле. Он тушил об меня окурки, словно, о пепельницу. Тогда дни казались мне годами. А спустя неделю, я узнал, что по дороге домой, на мать упала арматура. И в тот момент отец полностью озверел. Избивал меня до полуживого состояния. Так прошел год. Потом приехала Эвелин и забрала меня. Она заменила мне мать, а ты, в первый же день, забрала ее любовь к себе! — Фабиан перемещает окурок мне на живот, начинаю снова кричать, но этот крик я не слышу. Он немой.
— Я не забирала! Она любит тебя по-прежнему! — Кричу, падая при этом на землю. Хватаю руками живот. Фабиан отходит от меня. На пять шагов. Кидает окурок и смотрит на свои руки. Они снова в крови. В моей. Чувствую запах горелой плоти, прикрываю рот рукой, начинаю пускать слезы боли, что обжигала мне глаза.
— Хантер… — Смотрит на меня, хочет подойти, но я останавливаю:
— Не надо, не подходи ко мне! — Кричу как можно громче, но слышится как хрип. Встаю с кафельного пола. На нем небольшая лужица крови. Моя рана снова открылась. Фабиан снова пытается сделать шаг.