— Пирожки! — потирает руки Денчик, усаживаясь за Аллочкин стол, — а с чем? С мясом есть?
— А как же! — гордо смеется Алла, и сама выбирает из пакетика круглый зажаристый пирожок.
Я облегченно сажусь с чашкой чая, и больше мучаю пирожок с капустой, чем ем. После пары кусочков живот уже неприятно крутит, и я откладываю еду в сторону — не могу я «заедать» стресс! Мое обычное состояние — это голод, и большие количества жидкости, пока я не приду в норму. Так что, ничего удивительного…
Поблагодарив Аллочку, я бегу на планерку, и залетаю в совещательную едва ли не последняя из редакторов. Но, конечно, за исключением одного — потому что Максим входит сразу же после меня, занимая свое привычное место напротив.
Не смотреть на него.
Куда угодно, хоть в пустую стену перед собой — но лишь не на любимое лицо, которое я обхожу всеми силами на протяжении трех дней. Он нужен мне — знать, что с ним все в порядке, и он по-прежнему парой фраз может разбить чужое мнение в щепки — но в то же время я пытаюсь отвыкнуть и не расклеиться на глазах у всех, а потому…
— Доброе утро, коллеги. Начинаем с новостей. Наша обложка для понедельника принята, и, скрестив пальцы, мы отдаем ее в работу. Анастасия Владимировна долго старалась — и, надеюсь, у вас есть что сказать о результате.
Далее Александр Дмитриевич показывает всем крупный макет моего творения, и я с улыбкой облегчения смотрю на фото. Хорошо получилось — расслабленно, и вместе с тем стильно, без пошлости, но с натуральными красками. А научная шапочка у ребенка, приделанная с помощью фотошопа, отлично вписалась в кадр, и это единственное, что все-таки внес в проект главред.
Остальное — все мои идеи, которые я отбивала с боем. И безумно рада, что все-таки отбила.
— Ну что за тишина, а? Я жду комментариев.
Все молчат, лишь пара человек что-то гудят о необычности и риске. Александр Дмитриевич морщиться — и я удивляюсь, отчего они просто не скажут правду, что думают. В конце концов, как я успела понять, именно собственное мнение шеф ценит в сотрудниках больше всего.
— Аллаев?
Ну конечно, куда же без мнение нашего всезнающего гуру. Вот он-то уж точно не станет стесняться в выражениях, разнесет каждый миллиметр моей работы в щепочки. Хотя, стоит признать, что в последние дни также, как я избегаю смотреть на него, он избегает всяческого рода комментировать мои слова и действия.
У нас как будто негласная молчанка после случившегося, и, кажется, как минимум главред это заметил. Потому что конкретно сейчас он с подозрением переводит взгляд с меня на Максима, и хмуро ожидает ответа.
Мне нужно посмотреть на него. Это в высшей степени странно — избегать того, кто сейчас будет давать оценку моей работе. Один раз ведь можно, правда? Я смогу, я справлюсь, я…
Я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда Максим смотрит на макет обложки, и начинаю чаще дышать от того, что снова вижу его лицо. Все, как обычно — может, лишь слегка углубились тени под глазами, но, возможно, это просто мне так приятней думать.
Мечтать, что он тоже хоть чуточку переживает без меня.
И все рано радоваться, что ему не так плохо, и в целом все в порядке.
— А чего обсуждать-то? Риск есть, это и понятно — но раз мы на него пошли, то нахрен мусолить это? Выполнена обложка хорошо, без претензий — это я и как фотограф говорю, ну и как человек, регулярно занимающийся такими проектами. Отлично проделанная работа, а в остальном… Думаю, нашим читателям понравится.
Ого.
Ого-го…
Я застываю, и не успеваю уловить момент, когда он поворачивает шею обратно. Наши взгляды встречаются — и я глохну, натурально деревенею от бушующего там вулкана, захватывающего меня целиком, и погружающего в море беспросветной тоски…
А затем Максим моргает, и словно ничего этого и нет — лишь голый взгляд мужчины, который через секунду блуждает по другим, никак не выделяя меня из толпы.
Ну и что это было?
Тот самый, настоящий Максим со своими эмоциями, или мое снова разыгравшееся воображение, которое хочет видеть чувства там, где их и нет?
— Насть, — трогают меня за плечи чьи-то руки, и я вздрагиваю, выныриваю из своих мыслей.
Ренат. Стоит, глядя голубыми глазами чуть напряженно, и участливо поднимает руки — знак того, что вовсе не хотел ничего плохого.
— Да… Да, что такое?
— Летучка окончена, вообще-то, — улыбается мужчина, и только тут я понимаю, что в совещательной кроме нас никого нет, — о чем ты так задумалась?
— Да так… — я пытаюсь подняться, но ноги неожиданно плохо держат, и, вздрогнув, я усаживаюсь обратно.