Слово, которое меняет в моей голове и между нами все.
— Да.
Глава 29
Отчаяние
Настена
«Он просто ушел».
Я просыпаюсь среди ночи в слишком большой и удобной кровати, и сразу распахиваю глаза. Тревога. Постоянная, нескончаемая тревога на фоне уже привычной ноющей боли — и мне даже не надо смотреть на часы, чтобы понять, сколько времени.
Я снова проспала от силы два часа.
Сперва ворочалась до трех, глядя бессмысленные видео на ютуб, и выпивая очередную чашку чая, на пачке которого обещают крепкий сон.
А затем, отключившись в наушниках и слушая на фоне какие-то новости из детской педиатрии, совсем немного набралась сил — и снова в панике просыпаюсь, пытаясь не разреветься в пустой постели.
Хочу его голос. Тот войс на испанском, который лежит в моем «Избранном», и способен усыпить меня, я знаю, снова. Только нажать на экран — и тот самый, полный нежности голос растопит тревогу, и даст расслабленно растечься по подушке, погружаясь в нужное, спасительное забытье…
Но я запрещаю себе даже такую слабость, а нахожу просто что-то медленное-успокаивающее, и стараюсь унять гулко бьющееся сердце.
Я закрываю глаза под приятный, нежный — но совсем не тот голос в наушниках, и чувствую, как потихоньку катятся слезы. Это просто вода, просто соль из глаз, которая попадает на потрескавшиеся губы, и чуть щиплет на маленьких ранках. Я знаю, что смогу и справлюсь, пока в моей жизни есть, ради кого вообще справляться — моя Малышарик, которая спокойно спит в своей комнате, и уже третий вечер подряд спрашивает, когда придет Максим.
А я третий вечер придумываю, какие у него важные дела, и вру, что он передает ей привет. Потому что нельзя, чтоб она думала, будто он не приходит из-за нее. Маленький искренний ребенок уже посчитал этого большого мужчину своим другом — и не ее вина, что он оказался мудаком.
Я кручу медленную песню снова и снова, пока понимаю, что больше не усну. Встаю с постели, отмечаю, что еще только-только наступило пять утра — и решительно не понимаю, чем заглушить свою боль до работы.
Работа.
Да, еще одна вещь, помогающая держаться на плаву. Я что-то ем, чтобы соображать и работать, как-то привожу себя в порядок, чтобы идти на работу, общаюсь с кем-то и читаю о новостях в мире ради работы… В общем, живу полноценной жизнью, и не даю себе ни минуты расслабиться, пока я в редакции — иначе просто задумаюсь, на секунду забудусь и снова я в нашем последнем вечера, смотрю в его лицо, а следом в удаляющуюся спину.
И уже ни о чем другом не могу думать, кроме того, как сильно скучаю. Это нормально — когда любишь кого-то, что бы он не сделал, ты не можешь взять, перечеркнуть и забыть. А уж тем более, когда ты постоянно натыкаешься на его голос, спину, фигуру в коридоре, и не остается ничего, кроме как не поднимать взгляд, а смотреть на что угодно, только не на него.
Я схожу с ума.
Но точно знаю, что и это пройдет, нужно лишь время. А еще — куча дел, чтобы забить тело и голову, и перестать думать о нем.
Поэтому я отбрасываю одеяло, и прямо в пижамных штанах и свитере выхожу на улицу, натянув лишь кроссовки. Пробежка всегда помогает привести мысли в порядок — и потому я бегу, очень стараясь не смотреть в окна дома напротив, и перестать загоняться, а спит ли Максим.
Спит, конечно. У него никогда не было с этим проблем. В отличии от меня, он слишком рационален, и умеет расставлять приоритеты. А также высоко ценит свои желания и потребности — и никогда не станет переживать о такой бестолковой плаксе, как я.
С такими мыслями я оббегаю половину нашего коттеджного поселка, и возвращаюсь домой, в горячий душ. Кофе с молоком — единственная «еда», которую я могу втолкнуть в горло на завтрак, и то лишь затем, чтобы хоть чем-то наполнить желудок.
Кажется, скоро весь мой гардероб будет висеть на мне. Я со вздохом потуже затягиваю ремень, перенося еще одну пуговичку вперед, и полностью одетая, иду будить Машу.
На работе — все, как обычно. Я почти ни с кем не встречаюсь взглядом, быстро пробегая в свой отдел, и с порога слышу радостный возглас Аллочки.
— Шеф принял обложку!
— Да ну?!
Это — действительно хорошая новость, потому что всю последнюю неделю я пыталась уговорить его довериться мне в этом, а главред упорно вносил свои поправки. Но, кажется, я все-таки выиграла эту войну — не зря задерживалась и все рабочее время билась над результатом.
— Так, давай-ка за это дело чай с пирожками попьем! — суетится Аллочка, и треплет по голове Денчика, который целиком и полностью за компьютером, — я сама напекла, как чуяла, что сегодня удачный день будет! Давай-давай, Анастасия Владимировна, он как похудела со всем этим стрессом…
Она с жалостью оглядывает мою фигуру, тяжело вздыхает, но не комментирует и не лезет дальше. Я уже как-то выговорила ей за излишнее любопытство — и коллега оказалась достаточно понятливой, чтоб остановиться в вопросах.