Я ощущаю мышцы, что перекатываются у него под кожей. Его дыхание. Запах этот невозможный, какой-то горько-пряный, сам по себе опаляющий кожу… И кубики пресса на животе! Черт! Они перекатываются сталью прямо под моей кожей!
На миг приходит ощущение, что мы оба сейчас без одежды. И что голос его, то, как он произносит простые, казалось бы, фразы, — слишком интимный… Как будто…
— Пусти! — вскидываю руки вперед, пытаясь оттолкнуться от его груди.
Это же неприлично, в конце концов! Да что он себе позволяет!
Если еще и скажет сейчас, что ему должна за спасение, это будет вообще предел! Стас Санников тогда упадет в моих глазах ниже того дна, на которое я чуть было не ушла!
Хотя… Если разобраться, то, конечно, я должна ему…
— Тс-сс. Тихо, — ловит мои руки и, не отводя взгляда от глаз, подносит кончики моих пальцев к своим губам.
Даже пошатываюсь от странного ощущения. Голова кружится…
— Один танец, — уверенно заявляет Санников и я даже не замечаю, как мы оказываемся в центре зала.
Не кружит меня, не позволяя ничего лишнего, не прижимая сильнее, чем следовало бы, но мои ноги почему-то становятся деревянными, просто волочатся на полу. И, если бы не идеально отточенная механическая привычка к бальному танцу, скорее всего, Санникову бы пришлось самому вертеть меня, без всякого моего участия.
Его взгляд тоже предельно целомудренный.
Он смотрит прямо в глаза.
Никакой похоти во взгляде, он не раздевает меня глазами.
Но ощущение того, что происходит нечто слишком интимное, вот такое, за всеми гранями и чувство того, что мы сейчас обнажены, почему-то не оставляет меня ни на секунду.
И от этого становится еще более неловко.
Я не могу, не способна совладать с собой, когда он рядом!
Он будто проникает своими дьявольскими ядовитыми глазами в самый мой мозг!
И эта его порочная улыбка, искривившая чувственные губы…
Мои щеки пылают.
На губах снова начинает гореть отпечаток его прикосновений.
Танец закончился, и я бы, кажется, сейчас упала, если бы крепкая рука не подхватила бы меня, снова опустившись на спину.
— Софья, — холодный чеканный голос моего отца раздается рядом, действуя на меня как ушат ледяной воды.
Он явно чем-то недоволен, но почему?
Сам ведь так любит, чтобы я оказывала честь его гостям, танцуя с ними, — так что не так?
Или мне не показалось и то, что между нами сейчас происходило нечто гораздо большее, чем танец, заметили все вокруг? Потому отец и недоволен? Даже хуже, он совершенно рассержен, хоть и владеет собой так, что это могу понять только я! Что произошло?
— Оставь нас, — цедит отец, впиваясь острым взглядом в глаза Санникова.
Этот взгляд тяжело выдержать. На моей памяти никому не удавалось.
Зато я видела, как под ним бледнели и начинали заикаться самые непростые люди столицы и страны. Видела, как у них подгибались коленки. Этот взгляд ничего хорошего не сулит!
Так чем успел заслужить его гость отца?
И как, черт, возьми, ему удается его выдерживать? Да еще и усмехаться?