— Буду отвар и прекрасный тот торт, что остался. Кусок.
Идя заваривать свежий чай, толкнула Инка:
— Угощай богиню.
Все отмерли. Дед поклонился, представился, придержал под локоток, помогая сесть на лавку. Страж пулей метнулся в сени за тортом. Кот и тот потянулся как-то помочь. Я злилась и ревновала, называя про себя всех трёх кобелями.
Вновь расселись вокруг стола. Дед подливал чай, Инк пододвигал тарелку с лакомством, кот тёрся головой о локоть. Я ревновала и злилась, но, соблюдая правила гостеприимства, спросила:
— Афина, как ты попала в Дремлесье? Это не твоё время, не твой народ.
— Себе задавала вопрос, смущаясь незнаньем ответа…
Дочь я любимая Зевса, владетеля грома и молний,
Грекам весёлым давала ремёсла и флейты,
Им помогала я в битвах и дальних походах,
Конь, что вкатили троянцы в свой город, мной
Был придуман, на горе упрямцам спесивым. Было
Так долго, но вера угасла в эллинах. Боги Олимпа,
Покинули земли оливы, мною подаренной грекам
Давно уж. Я же осталась. Тяжко бросать, что нажИто трудом
И годами. Впала в сон вековой, сроднившись со скульптурой.
Мойры беспутные, вырвав из сладких объятий Морфея,
В перья совы облачили.
Внимательно слушала рассказ Афины, продираясь сквозь дебри гекзаметра, или как это там называется, пытаясь не утерять смысл. Но, взглянув на деда и стража, увидела, что они спят с открытыми глазами. Гипноз?
— Прости, уважаемая, что перебила, но ты можешь нормально говорить или только языком великого Гомера владеешь?
Мой хриплый и скрипучий голос разрушил очарование повествования, как камень, брошенный хулиганом, рушит стекло. Задремавшие было мужчины очнулись, затрясли одурманенными головами.
— Могу, — кивнула белокурой головкой богиня. — Неведомый вихрь, меня подхвативший… ой, опять!.. занес меня в эти края. Пришедши в себя, восседая на ветви совою, пыталась понять, куда я попала нечаянно. Царевич, коварно подкравшись, из пращи подбил мне крыло, прикрывавшее сердце. Так я попала к тебе, а зачем, я не знаю.
Недоуменно повела плечиками, и парни опять зависли.
— Ты могла бы поумерить пыл своего обаяния? Помнится, по мифам ты девственница. Так и веди себя подобающе, а не как Афродита! — сердито зашипела я на гостью.
— Не сравнивай нас, смертная! — обиделась Афина.
— Девочки, не ссорьтесь! — принялся мирить нас дед.
— Туристка, она же гостья! — попенял мне Инк.
— Вот и пусть ведёт себя как гостья, — буркнула я, собрала со стола грязную посуду, ушла в кухонный закуток и задёрнула за собой занавеску.
«Хороший день рождения получился. Весёлый», — хлюпнула носом, но решила на этом остановиться. Не хватало еще рыдать из-за заблудившейся богини, которую помнят только те, кто мифы читает.
Глава 4