— Да, занятно, что тебя вообще из радожива выпустили, — сказал Костя Дэну.
Тот невесело ухмыльнулся:
— Хм, ты оказывается, уже тут всё разузнал.
— Ну я нашёл общий язык с твоими ратниками. Сам понимаешь, после увиденного они разговорились. Некоторые из них уверяли, что, мол, Денис всё-таки справедлив, по своему. Один даже сказал, что мне запомнилось: по новому справедлив. И все они сошлись, что будет жалко, если совет его накажет.
Дэн покачал головой:
— Не, пока вся эта хрень не закончится, совет меня не накажет. Больше некому тащить анклав, гонять ратников и налаживать связи с РМБ, особенно, с их клоунами вроде майора Фёдорова. Когда всё устаканится, через месяц-два, тогда я буду не нужен и меня с почётом выгонят, а потом организуют несчастный случай или нападение лихих рейдеров. Это не паранойя. Слишком многие сейчас меня поддерживают в радоживе, хоть и скрытно, есть связи и в РБМ и на стороне. Случись что, и меня будет своя маленькая армия. Собственно я и теперь занят её созданием, но для защиты радожива. Потому, невольно становлюсь силой, опасной для совета. Косяк в том, что мне власть не нужна, я бы вообще свалил. Тогда здесь начнётся бардак, но совету, как всем остальным людям, пофигу на бардак в будущем, они боятся меня, здесь и сейчас. В совете нынче остались те, для кого самое главное — место сохранить. Остальных выдавили. Это первые переселенцы в радожив состояли из чудиков, хотевших жить на природе. А потом нахлынули дельцы. Тут же бабок можно зашибить, — воодушевился Дэн. — Достаточно найти химика и научить его пользоваться симбиотом, и он почти всё что угодно синтезирует. Можно создавать сложные детали из …
— Дэн, извини, шо перебиваю, но мы всё-таки про возможности чутка в курсе, — не выдержала Татьяна. — Как и про то, шо в итоге, они зарабатывают на создании дряни, которую пока никто не успел запретить. Те, кто не хочет пачкаться — на сувенирах и шмотке. А вот эти все крутые технологии никому не нужны, отчего-то.
— Да, — снова погрустнел Дэн, — Но кое-кто считает, что теперь, когда всё встало колом, наши технологии станут нужны. В открытую высказывают идеи, как поставить уцелевшую промышленность в зависимость от наших технологий. Некоторые даже предлагали помочь распространению ураса. В совете уже почти грызут друг-другу глотки. Боюсь, как только у нас будет рать, её используют не для защиты, а для разборок друг с другом.
— Поэтому ты с ратниками так жёстко? — спросил Костя.
— Да. Я наверное псих, но мне хочется, чтобы они защищали людей, а не интересы совета, — грустно ответил Дэн.
“А что тебе мешает просто сбежать, когда запахнет жареным?” — вдруг спросила Варра.
— Как крыса? — холодно заключил Дэн.
“Как волк, что вышел за красные флажки”, — ответила Варра.
— Всё равно, так я кину людей.
— Ты сам сказал, — рассудительно начал Костя, — что если совет тебя обвинит, на твою защиту кто-то встанет. Будет кровопролитие, которого ты не хочешь. Ты не сможешь уйти, а они не захотят тебя бросать в беде, и даже если произойдёт несчастный случай, то не поверят и будут мстить. Либо совет устранит тебя и сторонников, либо ты — совет. Какой исход тебя устроит? Вот именно. Никакой. Потому спланируй уход, опереди совет. Выбери себе заместителя, такого чтобы твои сторонники поддерживали не его, а твоё решение. Своим объясни, мол, сделал дело, надо на время передохнуть и так далее, кому надо поймут. И езжай, куда за тобой не сунутся. Найдёшь себе новое дело, поможешь, например, создавать рать в другом радоживе. Своим потом сообщишь, что твой заместитель теперь приемник и всё.
Нахмурившийся Дэн, молчал некоторое время, словно обдумывая и, наконец, ответил:
— Идея неплохая, но совет устроит разборки ещё между собой. Хотя, это в любом случае произойдёт. — Дэн покачал головой. — Если бы только жители разбирались в этом всём, а не уходили со словами: пусть думает совет.
После всего этого дня Татьяна долго ворочалась в постели. Наконец, она заставила симбиота себя усыпить.
Перед глазами стоит аллея с лежащими на траве мёртвыми людьми. Из ближайшего трупа луч света бьёт в небо, расширяется, ослепляя. Когда глаза привыкают, на месте человека среди пепла лежит обугленный ранец стерилизатора. Татьяна подходит к нему. Металл ранца пробит пулей изнутри, в отверстии что-то движется, мягко выдавливается и начинает густой кровавой массой вытекать. И Татьяна чувствует запах, ей хочется стать на четвереньки, припасть и слизывать это, глотать. Она облизывается, пятится и падает на спину, пытается ползти назад, отталкиваться руками, но они превращаются в неуклюжие лапы. Она переворачивается, скрежещет когтями по земле, пытаясь отдалиться от струящейся крови. Но что-то душит и поднимает за шею. Поводок. Его держит уходящая в темноту рука, с неё стекают чернила. Поток чернил бьёт из рукава. Татьяна тонет, пытается грести, но лапы путаются в листах бумаги. На дно тянет одетый рюкзак, что-то ударяет в спину и задние лапы отнимаются. Чернила проливаются в пасть. У них вкус крови.
Татьяна открыла глаза. Это был только сон. Уже давно вставшее солнце настырно светило в комнату. Татьяна смотрела на замысловатый узор коры на потолоке, прислушивалась к доносящемуся со двора голосу Кости.
Надо было собираться в парк на встречу с Леонидом Сергеевичем. Эта затея Тане не нравилась, пахло чем-то нехорошим. Странно что, Лёнечка этот слишком вежлив, что почти все маги, которых они обзванивали, фесмаб терпеть не могли или вовсе поубивать хотели. Эта штука с подменой позывного, опять же. Но других вариантов нет.
Татьяна вывесила вьюва и, глядя через него, оправляла рубашку на себе.
“Тань, ты на стрелку? Я с тобой”. — спросила Варра.
“Не, не надо. Чую, там жопа будет”.
“Так, яж помогу”, — настаивала Варра.
Татьяна грустно посмотрела на неё, и ответила:
“Нет. Ирря только вчера похоронили”.
Варра опустила уши, понурила морду. По щеке юркнула слеза и тихо разбилась об пол.
“Извини”, — прошептала Таня. Варра свернулась калачиком и не ответила.
За воротами радожива было ярко от солнца, что золотилось в листве, свежо от чистого бриза, гулявшего по улицам. Даже прохожие сегодня глядели дружелюбнее. Татьяна шагала по улице, погрузившись в ощущения, чтобы хоть капельку забыться. Обоняла запахи города. Прислушивалась к смеху двух подростков неподалёку, к пению девушки в какой-то квартире. Осязала подушечками лап полированные камни асфальта. Ловила касания ветра к своей шерсти. Порой Татьяне хотелось даже раздеться, чтобы почувствовать это всем телом, а то и вовсе пробежаться на четырёх лапах, как Варра.