— Какой умница, помогает беременной маме, — расхваливали они. Мэйпс спрятала мокрые локоны за ухо и улыбнулась лести за место сына.
Когда они шли по коридору, мальчик оставался угрюмым и вялым. Мэйпс не могла не заметить, проигнорировать и унять тревогу.
— Яшкий, — обратиласьсволнением, погладиласына. — Почемутыгрустишь?
Ончерезсилуулыбнулсяипромолчал.
— Сынок, — настойчивоповторила, поднявброви.
В каком-то смысле Мэйпс знала, куда приведет разговор. Она всю неделю чувствовала, что творится в душе сына. Причем дарссеанка могла смилостивиться, отступить, но всё же решила настаивать, давить, уповать на том, что никому не избежать жестокой судьбы. Особенно сегодня, когда пришел тот самый день.
Им нужно снова задеть неизбежное. Мэйпс переживала такой разговор не единожды. Детям он приносил слезы, страдания. Но Мэйпс настаивала — несмотря на боль, ребенок должен всё понимать. Иначе в будущем сыну будет нелегко. Поэтому он должен свыкнуться с мыслью.
Сердце Мэйпс проскрежетало. Она стольких детей хладнокровно отпустила, не показывая тревоги. И до сих пор не может свыкнуться. Она боялась всегда, ведь период адаптации, когда жизнь резко меняется и наступает пора прийти к отцу, самый тяжелый.
Яшкийубралулыбку. Глазанаполнилисьстрахом.
— Янехочужитьспапой, — неловкосказалсын. Глазазаслезились. — Почемунельзяостатьсястобой?
Мэйпс хотелось плакать. Она на секунду закрыла глаза и вздохнула, чтобы пробудить истоки уверенности. Дарссеанка по горькому опыту понимала, что нельзя показывать слабость и нежность. Нужно быть благосклонной, но не холодной. Иначе ребенок станет сильнее бояться будущего.
— Прости, Яшкий, но пришло время. Теперь за тобой будет ухаживать отец. Он очень ждет шанса, хочет с тобой играть, гулять, проводить время.
Онавидела, чтословапроходятмимо, чтосынтакжетихохнычетидрожит.
— Не волнуйся, — всё же продолжила настаивать. — Варфоломей не обидит и не бросит. К тому же он может показать столько интересного. Да и к тому же, чего боятся, если мы живем в одном замке, если ещё встретимся, поиграем, посидим. Я тебя не буду бросать тут же и сейчас же. Помнишь, как мы вместе гуляли с папой, когда он заходил к нам? Ничего не изменится. Только теперь я буду заходить к вам.
— Обещаешь? — спросилснадеждоймальчикиклюнул, утерлицоовлажноеполотенце.
— Клянусь, — подтвердилаонаувереноитвердо, погладиламолодойрог.
До жилой зоны мальчик ничего не говорил. По крайней мере у Мэйпс слегло с сердца, когда сын начал двигаться хоть и не радостно, но намного оживление. Дарссеанка почувствовала, что он перенял уверенность, поэтому чуть успокоилась, доверилась чутью.
Коридор жилой зоны вновь провожал до сервера. На перипетии он начал ветвиться. Ютий притормозил. Он припомнил место. Тут плоды расчерчивают заметные борозды из лучей, свет ламп дарит каменным стенам веснушки, а развилка выпускает иллюзорные волны из перипетий. И взгляд мутнеет, карие крапинки смываются, когда стены сливаются, накладывая холмы волн.
В груди прозвучало гулкое тяжелое эхо. Ютий огляделся. Взглядом он наткнулся на комнату, которая долгие годы пустует, хотя соседи давно желают слышать стуки этой двери. Рядом с ней чувства необычно трепещут, и кто-то насильно тянет внутрь. Это гнетет. Когти скоблят по мозгу, болезненно сдирая плоть. Труха отделяется, постепенно оголяя поры, где скрытый восторг и обузданный страх близки к зависти. Ютий старался обуять чувства, смирится, но всё равно прогнивал.
Дверь комнаты близилась. Ютия озарило — сейчас наивность оголит на показ всю гниль. Он пристыл, сыграл роль блудника, со стороны неумело, и проклял собственную легкомысленность.
"Не выйдет", — подавлял себя. Эталон остался непостижимым. Но не страшно. Он уже давно сравнился с мистическим образом благодаря Вансиану, но почему-то всегда ясен чужим. Их глаза сроднились с аномалией, а сравнение превратилось в пытку. Вот почему Ютий избегал суда, как пробу несоответствия, из-за лютого страха неожиданно попасть в брак.
Мэйпс погладила живот, когда ощутила толчок наследника Тирея, тяжело вздохнула и увидела дарссеанина, что ошивается среди жилых комнат. Она присмотрелась и наиграно улыбнулась, когда узрела символику Вансиана на плечах брони.
— ВыжеЮтий, верно? — приветливообратилась.
Дарссеанинучтивопоклонился.
— Верно, — подтвердилон, выпрямился. — Ямогувамчем-топомочь?
Учтивость и приветливость обрадовали деву, потому что Тирерий говорил о новичке нелестно, но уверял, что Ютий воспитанник Вансиана. Мэйпс путалась. По её мнению старик не мог воспитать выскочку и невежду. Мэйпс всё улыбалась, хоть и не могла затушить искру подозрения. Особенно мешала тревога, которую она испытывала, сознавая, что стоит у комнаты, когда-то принадлежащей Наиде и Корогу.
— Может, помощь нужна вам? — ответила она с хитрым выражением. — Вы тут ходите, будто рыскаете, шпионите. Неужели подсматриваете за дарссеанками? Кого-то присмотрели в нашем замке?
Ютийосекся. Мэйпспосмеялась. Мальчиквозленихвопросительнопосмотрел.
— Увы. Ответнамногоплачевнее. Ятутвпервыеинемногозаплутал.
— А-а, — протянула Мэйпс, бросая взгляд то на комнату, то на невысокого дарссеанина. Её заинтересовало такое необычное совпадение. — И что же вы искали?