Тихо. Темно.
Пока я была в купальне, солнце совсем скрылось за горизонтом, и погрузило просторное помещение во тьму, которую развеивали только мирно горящий камин и лишь пара высоких подставок с несколькими тусклыми свечами. Я оставалась стоять на месте, чувствуя, как вспотели ладони, и колени предательски дрожат, вынуждая сдвинуть ноги максимально близко, чтобы не осесть на пол, укрытый бархатным ковром. Тишина нагнетала, и мне все сложнее было смотреть в пол, от страха, что из темноты покажется что-то жуткое, леденящее чувства, то, от чего я точно потеряю сознание, что мне было совершенно ни к чему. Я все чаще приподнимала голову, рассматривая убранство, обставленное явно не дешевой мебелью. Все вокруг буквально кричало о роскоши и одиночестве. Я успела заметить статуэтки на камине, которые, скорее всего, не трогали уже много лет, книги, которые не читали и огромную кровать, с пышным балдахином, у которой был один единственный хозяин.
В свежем воздухе проветренного помещения все равно пахло тоской и злостью. Я с трудом понимала, как мне удается различать эмоции по запаху, но они были столь тяжелы, словно меня придавило мраморной плитой, заставляя покориться и растечься под ней никчёмной лужицей.
— Еще одна. — Голос был тих, но меня словно плетью прошибло вдоль позвоночника, и я еще ниже опустила голову, от того, как зазвенела тишина в ушах. — Ты из тех, которые падают в обморок? — Со злой усмешкой спросил мужчина, чье местонахождение я так и не смогла понять, пытаясь прогнать это дурацкое чувство оцепенения. — Отвечай!
— Нет, господин! — Вскрикнула я, но голос, севший от страха, противно зашипел, не позволяя сглотнуть комок, вставший в горле.
— Повелитель. — Сквозь плотно сжатые губы, прошипел он, и я втянула губами воздух так резко, что едва не закашлялась, кожей ощутив, как что-то теплое и гладкое обхватило мои лодыжки, затягиваясь на них плотной петлей.
— Да, повелитель. — Стараясь наладить дыхание, я поняла всю бедственность моего положения, когда это что-то начало медленно подниматься вверх по моим ногам, все плотнее обхватывая и сжимая, вызывая боль в немеющих конечностях.
— Ну же, плачь, рыдай, умоляй о пощаде. — Брезгливо бросал он, затягивая меня в кольца хвоста, который, казалось, бесконечен и скоро поглотим меня с головой.
— Нет, повелитель. Я не буду.
— Не будешь?! — Меня резко оторвали от пола и прямо в воздухе рывком перенесли в сторону, где я, с перепуга широко открыв глаза, лишь на секунду встретилась с ним взглядом. Но этого хватило, что бы я в панике зажмурилась, вжимая голову в плечи, которые уже были в плену черного хвоста с обсидиановыми переливами, блеснувшими в тусклом освещении. — Как же это не будеш-ш-шь?! — Шипел он, тряхнув пару раз мое слабое тельце в воздухе. — Ну-ка плачь!
Я не смогла ничего ответить, только со стоном сжала губы, услышав, как хрустят собственные кости, в немой мольбе сбавить давление.
— Все еще не плачешь?
— Нет, повелитель. — Простонала я, и после очередного сдавливания бессильно повесив голову. — Не плачу.
Хвост немного уменьшил давление и медленно развернул мое тело в горизонтальное положение, позволяя услышать, как близко раздался растерянный хмык.
— И почему же? — Тихо спросил он, но в голосе все равно сквозило скрытым пренебрежением.
— Не вижу смысла, повелитель.
— Но я же приказал! — Он как то странно произносил эти слова, словно все происходящее было для него игрой, в которой я сжульничала и упрямо делаю вид, что соблюдаю правила.
— Простите, повелитель. Я не в силах.
— Не в силах. — Повторил он и, фыркнув чему-то, резко начал разворачивать кольца, вернув меня в вертикальное положение, и оставшись без опоры, я с грохотом повалилась на пол, потеряв равновесие. — Значит я эти силы тебе дам.
Кончик хвоста ловко юркнул мне под ступни и, обхватив ногу, заставил упасть животом в пол, стирая кожу щеки о покрытие ковра. Казалось, его вездесущий хвост везде и куда бы я ни повернулась, он всегда был там. Попытка подняться провалилась, потому как гладкая и гибкая конечность повелителя пробралась под мой живот, поднимаясь вверх, и заставляя меня подняться на колени, все еще лежа лицом в пол.
Горячий шлепок обжог так сильно и неожиданно, что я все же вскрикнула, тут же прикусывая губу, чтобы не застонать, но болезненное мычание все равно вырвалось на свободу. Вторую ягодицу тут же обожгло таким же шлепком, и я прогнулась в спине, словно пыталась уползти от ударов, но они сыпались градом, один за другим, и красная, воспалённая кожа была столь чувствительной, что мне удалось прочувствовать мужскую широкую ладонь, которой наносились удары.
— Аа-а! — Очередной удар и я, содрогаясь от беззвучных рыданий, расслабила тело, которое без моего болезненного напряжения в мышцах, просто завалилось в сторону.
— Теперь плачешь? — Зло спросил он, подтягивая меня к себе, уже привычно обмотав ноги своим хвостом.
— Нет, повелитель. — Прохрипела, с удивлением ощущая, что слез как не было, так и нет, только в груди булькает надоедливый першащий спазм, призывающий удариться в истерику.
Хвост на секунду замер, но быстро пришел в движение, медленно пробираясь вверх, отбрасывая заднюю часть платья как что-то мешающее.
— А так будешь плакать? — Издеваясь, спросил он, давая мне прочувствовать свою беспомощность, стягивая штанишки вниз, заставляя зашипеть от боли в отшлепанных ягодицах.
— Нет, повелитель, не буду. — Упрямо твердила я, уже сама не понимая, сколько в этих словах безрассудства. Не проще ли дать ему то, что он хочет? Просто разрыдаться как маленькая девочка, хлюпая носом и валяясь у его хвоста? Но слезы, которые стояли в глазах еще несколько часов назад, сейчас категорически не желали стекать по щекам, выводя его из себя.
Ответа не последовало, и я продолжала лежать перед ним со спущенными штанами, прикрытая лишь задранным платьем и кружевными трусиками, которые вручили мне сестры-змейки, чувствуя только, как обожгло щеки от стыда и неловкости.
— Иди сюда. — Приказной тон. Будоражащий, заставляющий ощутить всю тяжесть его слов. Неповиновение невозможно и я, с трудом собрав свое тело в кучу, поднялась, оторвавшись, наконец, от ковра, делая свои первые шаги в руки монстра. — Ближе.
Остановившись так близко, как возможно, я смогла различить силуэт мужчины, сидевшего в широком кресле, позволяющему ему свободно разместиться на нем. Он был крепок, и судя по матовости, блеснувшей в полумраке кожи плеч, совершенно гол, не утруждая себя в ношении одежды, довольствуясь лишь хвостом.