— Кто сказал, что без знаний? — удивился мужик. — Мое дело маленькое — попросить, чтобы вписали имя среди прочих, кто в этот день грамоты получать станет. Можно, конечно, и в обыкновенном порядке, но тогда раньше следующего лета даже не надейся.
— Не слушай ты ее! — стукнула кулаком по столу знахарка. — Прибудет в Первоград к следующей шестице. Запиши — Василиса Дивляновна из Косиселья.
— Договорились, — встав из-за стола, гость легонько поклонился Фекле. — Жду у царских палат утречком в назначенный день.
Вот чую, и замуж меня так же отдадут первому встречному. Зла не хватает! Я до сих пор шепоток на огонь и шепоток на квашенье капусты путаю, а они меня в столицу грамоту получать собрали! Только платочком у окошка не машет тетушка, а так вид у нее, словно я поехала уже.
Когда дверь избы закрылась за гостем, сурово сдвинула брови и уставилась на тетку в ожидании объяснений.
— Чего смотришь, Василиса Дивляновна? — Фекла принялась убирать со стола. — Грамоту получишь — считай, краюшка хлеба есть. На замужество надеяться не надо. Жизнь — она по-разному повернуть бока может, а то и помять. Погляди, как Рускалу развернуло нынче. Горох что ни день — новые указы выдумывает один краше другого. Скоро нечисть заставит документы получать, помяни мое слово. А я же не вечная, а тебе самой как-то надобно будет…
Словно морок с глаз упал. Глянула на тетушку и дышать перестала. До сих пор она казалась мне такой же молодой, румяной, как в детстве. На самом деле моя родненькая заметно осунулась, угловатое лицо съедали глубокие морщины, веки потяжелели, скрывая добрые синие, что летнее небо, глаза.
— Завтра утречком в дорожку отправляйся, — смахнув травяную пыль со столешницы, Фекла села напротив.
— Зачем завтра-то? Седмица впереди еще. Через пару дней и отправлюсь.
— На столицу посмотришь, себя покажешь. Да и мало ли какая оказия в пути, пусть лучше с запасом времени будет.
— Пойду, схожу, — буркнула я, недовольная планами тетушки.
— Это куда собралась? — в голос Феклы вернулась строгость. — В кузницу опять? Ох и дала мне речка доченьку, — запричитала она. — Он тебя замуж не звал, любимой не называл, а ты все бегаешь и бегаешь.
— Это пока не звал, не называл, — я игриво вздернула бровь. — Сердцем чую — в нем мое счастье.
— Васенька, — тетка попыталась лаской донести до моей головы слова, — ты сердце-то слушай, да не заслушивайся. Яр — парень неплохой, но голова буйная. Нет в нем надежности никакой.
— А мне спокойный зачем? — обойдя стол, обняла тетушку за плечи. — Со скуки помереть разве что.
Пиная подол сарафана, а заодно и камешки на дороге, шагала к Косисельской кузнице. Высоченное голубое небо над головой делало избушки соседей совсем маленькими, словно игрушечными. Березы перешептывались с осинами на ветру, повсюду раздавались людские голоса и детские хохотки. Если не знать, что народ в Косиселье завистливый и не особо-то добрый, можно подумать, что наше село — вполне подходящее место для жизни. Нет, если и есть тут кто душой близкий мне, так это тетушка Фекла да Ярка. Только они меж собой не поладили — прямо беда какая-то.
У нашего кузнеца судьба непростая. Сам он из Горок — здоровенная деревня под Первоградом, но сюда его отослали родители лет так в тринадцать. Мечтал Яр обучиться колдовскому делу — не вышло. В нем таланта чародейского еще меньше, чем во мне — значит, нет совсем. Потратились мать с отцом на обучение сына знатно, колдунам да ведьмам еле успевали деньги отсыпать — без толку. Подросток с таким положение дел мириться не хотел: хорохорился, ерепенился и бунтовал. Устав от выходок сына, отец Ярки отправил его в Косиселье к родному деду, который здесь раньше в кузнецах ходил. Обучил дед внука, а после смерти завещал в кузнице трудиться, не бросать село. Так вот и работает Ярушка, последнюю волю родственника исполняя.
Мы с ним сразу сдружились. У меня-то с подругами не особо получалось. Здешние девки все как на подбор наливные, румяные, белокожие да светловолосые. В этих краях Рускалы других и не сыскать, а я словно чужачка: коса черная, глаза, что угли остывшие. Девиц ведь за что любят? За косу длинную да за тело сдобное. Не скажу, что тощая, словно былинка, но пышностью не похвастать, еще и ростом не вышла — чужачка и есть чужачка. Дразнили меня, головешкой обзывали и с собой играть никогда не звали. А как подросла, мои сверстницы женихами обзавелись, а я вот с Яром подружилась.
Со временем чувства к другу одолели, может, влюбилась даже. Хорош Яр — задорный, веселый, удалой молодец. А красивый какой! Волосы до плеч льняные, косая сажень в плечах. Руки… ох, Яркины ладони — в них молот кузнечный игрушкой кажется. В глазах серые тучи ходят: век бы глядела, взгляда не сводила. Ну как в такого не влюбиться? Вот и Косисельские девицы хороводы за ним водили, только кузнец на них внимания особого не обращал. Говорил, мол, здешние бабы, что змеи в клубке извиваются. Зато я другая, вот Яр со мной и дружит. Так то! Вот им всем — «головешка»!
Сунув голову в приоткрытую дверь кузницы, мигом вспотела. Горн Ярка растопил так, что можно доставать веники и париться. Сам кузнец, сморщившись от натуги, бил молотом по наковальне, являя миру очередное творение. Со лба катились ручейки пота, раскраснелись молодецкие щеки, заиграло тело силушкой.
— Яр, пойдем на улицу! — старалась перекричать лязг металла.
Углядев меня в двери, друг выкинул молот, будто ненавистен ему инструмент, и, утираясь краем рубахи, зашагал к выходу.
— Здравствуй, Вась, — усаживаясь на лавку под окном кузницы, Яр показался мне совсем хмурым.
— Ты чего это? Молотом по пальцу дал? — покосившись на руки друга, устроилась рядом.
— Лучше бы дал, — сплюнул под ноги кузнец. — Сидел бы сейчас раненый… и в ус не дул.
— Да что приключилось-то?
— Чего… Скоро к нам чародей заказанный приезжает, круг зельный править, а мне во встрече с ним отказано.
Зельный круг — оберег. Ставят его на любое жилое место, будь то село, деревня или город. Силушкой колдовской, светом ядовитым отпугивает он нечисть всякую, чтобы не совалась к людям. Бывают зельные круги и посильнее — могут ворога более опасного удержать, но маленьким селам, вроде Косиселья, не положены — так Горох распорядился, ему-то виднее. Наш круг лешего не пустит, мавку остановит, да волкодлака, может быть — но этот уже под вопросом. Силу свою оберег постепенно теряет, поэтому обновлять заклятье надобно. Вот для того староста села — Рюма — колдунов нанимает время от времени.
— Почему отказано? Да и к чему тебе с чародеем-наемником встречаться?
— И ты туда же?! — Яр поднял брови от удивления. — Думал, ты меня понимаешь. Теперь вижу — нет.