Милада и сама это понимала… однако выхода из положения искренне не видела. У проблемы как будто не было правильного решения: сказать правду нельзя, молчать — опасно, врать — тоже. Как же поступить?!
Она подняла голову и с надеждой посмотрела на профессора. Как бы ей хотелось признаться ему во всем и спросить совета! Но нельзя, нельзя, нельзя… да и не поверит он!
Хотя, с другой стороны, посоветоваться все-таки можно… если пойти немного окольным путем. Не упоминать непосредственно подснежники!
— Скажите, профессор, — осторожно начала она, обдумывая каждое слово, — как поступить, если должен хранить секрет… но все вокруг требуют нарушить данное слово?
Дилан чуть повернул голову и внимательно посмотрел на свою рыжеволосую собеседницу.
— Если обещал хранить секрет, выбора нет — храни! — после паузы неохотно сказал он, явно сожалея, что вынужден дать именно такой ответ, но не в силах пойти против собственных убеждений. — И смирись с последствиями своего молчания…
— Понятно… — протянула девушка, зябко поведя плечами, и снова отвернулась. Брови сошлись над переносицей, губа закушена… — Понятно…
Профессор помолчал, как будто раздумывая над чем-то, потом сурово добавил:
— Но молчать и лгать вещи разные. Понимаете, юная леди?
Милада вздрогнула, как от удара, и резко повернула голову, в глазах вспыхнула обида.
— Нет, не понимаю! Вы к чему клоните?
Дилан насмешливо, без тени сочувствия, улыбнулся ей.
— Вы и правда думаете, что это правильный поступок — завести кого бы то ни было в лес? Просто, чтобы обезопасить себя?
Лицо Милады пошло красными пятнами. Она стиснула руки на коленях и с болью возразила:
— Я себя нисколько не обезопасила! Я… я…
— Подумайте, дорогая, — перебил девушку профессор и, устало поднявшись на на ноги, печально глянул на нее сверху вниз: — Иногда мы уверены, что поступаем правильно… но так ли это?
С этими словами он удалился тяжелой поступью, оставив Миладу одну, в растрепанных чувствах.
Впрочем, вскоре ее одиночество потревожил чей-то веселый голос:
— Скучаешь, красотка?
Девушка вскинула голову и расцвела радостной улыбкой.
— О, Оливер! — с облегчением выдохнула она и похлопала по бревну рядом с собой. — Садитесь!
Он охотно послушался и, устроившись возле нее, какое-то время молчал. Милада тоже не спешила начинать разговор, ей просто было приятно, что рядом кто-то неравнодушный, симпатизирующий…
— Сложно, малышка? — заговорил Оливер пару минут спустя, и теплота его голоса сломила некую незримую плотину. Девушка всхлипнула и наконец-то дала волю своим чувствам.
— Ну-ну… все будет хорошо, — забормотал Оливер и ласково привлек к себе плачущую Миладу. Та с благодарностью прижалась к нему, успокаиваясь в его надежных объятиях.
— Все будет плохо, — сквозь слезы сдавленно пробормотала она, уткнувшись лбом ему в плечо. — Плохо…
— Поделись со мной, — мягко попросил Оливер, осторожно поглаживая ее по спине. Эта бережная ласка была, скорее, отеческой, чем мужской… по крайней мере, сам он надеялся, что его чувства к девушке именно отеческие, и интерпретировал их только так… прекрасно понимая, что Милада слишком уж юна для чего-то большего. — Что произошло?
— Не могу сказать, — с отчаянием отозвалась Милада, судорожно вздыхая. — Честно, не могу! Не обижайтесь хотя бы вы на меня…
— Я не обижаюсь, — поспешил заверить Оливер. — Я просто хочу помочь…
— Вы не можете помочь… но мне теперь легче. Правда легче… я рада, что вы здесь.
— А где мне еще быть? — смущенно рассмеялся Оливер. — Я послушно следую за королевским двором… чтобы всегда быть "на подхвате" для разных поручений. Вот так-то…