И снова нас окружил взволнованный гомон, но я уже не боялась. Я улыбалась.
Мы победили.
Эрик снова взял меня за руку, и я ухватилась с готовностью. В глубине зелёных глаз, успевших стать такими родными, я видела своё отражение.
— Глупое стадо! Чернь! Остолопы! — проревел рассвирепевший Глоуд, и я удивилась, что когда-то считала его красивым. Он был уродлив в своей злости. — Вам что скажи, и вы поверите! Даже если он и впрямь пропавший принц Эрик… — он сделал зловещую паузу, и край его рта изогнулся в торжествующей усмешке. — Об этом всё равно никто не узнает!
И вырвал у стоящего рядом охотника ружьё.
— Господин, — опасливо проблеял тот. — Может… того… не надо?
Морщась от боли, Торн вскинул ствол и направил его на Эрика.
— Если у вас кишка тонка, я сам прикончу оборотня.
Показалось — ветер замер на вдохе, а снежинки зависли в воздухе. Меня вморозило в лёд — не заговорить, не двинуться. Время стало заторможенным, как если бы кто-то остановил стрелки часов, и вокруг не осталось никого кроме нас троих.
Торн Глоуд целился Эрику в грудь, и ружьё мелко подрагивало в руках. Глаза стали совсем тёмными, бездумными, будто внутри его головы расверзалась пугающая пустота. Он сжимал челюсти так, что на щеках вздулись желваки, а губы побелели. Палец лежал на спусковом крючке — напряжённый, готовый вот-вот сорваться.
— Вы ведь хотели убить зверя, мистер Глоуд, — напомнил Эрик, делая шаг вперёд. Подставляясь.
Сумасшедший.
Хотелось крикнуть: «Стой!», но из горла не вырвалось ни звука.
Даже если он сейчас прыгнет и взмахнёт клинком, Торн всё равно успеет выстрелить — порох быстрее стали.
Но Глоуд отчего-то медлил.
Успею ли я что-то сделать? Оттолкнуть Эрика и снова закрыть собой? Или резкое движение спровоцирует немедленно нажать на курок?
— Если уверены в своей правоте — стреляйте… — ещё шаг. Ближе к Глоуду.
Эрик не боялся смотреть в лицо смерти, и в эти наполненные чудовищным напряжением мгновения он вдруг начал казаться больше и внушительней. А его противник — уменьшался, съёживался, как ночная тень с наступлением рассвета.
Возможно, таким, как он, убивать проще в спину. Или чужими руками. Но не так — глаза в глаза, при свете дня, под прицелом чужих глаз.
В Глоуде жестокость боролась со страхом и сомнением — он то отнимал палец, то снова касался курка. Охотники тихо отступили прочь — он остался совсем один, без поддержки.
А потом…
Неуловимое глазу движение, свист стали — и ружьё, перебитое клинком, улетело в сугроб.
— Что же вы так нерешительны, мистер Глоуд? Или смелости хватает только девушек обижать?
Торн зло и потрясённо глядел на свои руки, теперь пустые — и пальцы его дрожали. Словно он удивлялся — как это я не смог выстрелить? Я… испугался?
Внезапный удар и хруст заставили подпрыгнуть на месте. Глоуд, зажимая кровоточащий нос, кулем рухнул на землю. А Эрик, виновато глядя на меня, потирал кулак.
— Простите, люди добрые, не сдержался, — пожал плечами. — Свяжите этого человека, его будут судить согласно преступлениям.
И облегчённый вздох пронёсся над толпой — даже деньги Глоуда не могли заставить простых горожан его любить. Постепенно мужики пришли в себя, оживились — засверкали глаза, понеслись шутки.
— Простите, ваше высочество, что не признали сразу! — повинился Собачья Шапка, а товарищи гулко завторили. — Люди уж не чаяли вас живым увидеть, болтали — сгинул наш принц без следа.
— Да-да, Лорда Регента короновать собирались…
— Обойдётся, хрыч старый! Пусть подавится! — дерзко выкрикнул тщедушный мужичок, ещё недавно грозящий нам топором, и вскинул вверх кулак.