Ильро развел руками, вернулся к своей работе. Евгения пригляделась: на ближайшем склоне в траве и деревьях горели тысячи крохотных огоньков. Она пугнула их, и насекомые — жуки, бабочки, кузнечики, мухи — послушным роем поднялись в воздух. Далеко в лесу шли охотники. Вот пробирается между серыми стволами Сэльх, его медвежья шапка сдвинута на ухо, пальцы правой руки крепко держат копье, а глаза не отрываются от кабана, что роет землю в нескольких десятках шагов. Она сказала про себя два слова, и зверь пустился наутек. Не веря себе, Евгения протянула руку к ближайшему дереву на склоне: рожденный ею порыв ветра качнул густую крону, все ветви заскрипели. Внутри просыпалась свирепая, буйная радость, что питается гневом.
Также молча Евгения вызвала Пеликена, который поднимался к перевалу, высматривая места для засады. Он бегом вернулся обратно и сел с ней у одного из костров.
— Что ты решила? — сразу спросил он.
Она вздохнула.
— У меня будто в голове помутилось, ничего не могу сообразить. Смерть Халена должна быть отомщена. Но как? Зачем мы залезли в эту дыру? Здесь мы ничего не можем, да и слишком нас мало!
— Юридически, — заметил Пеликен, — Алекос не может объявить себя правителем Ианты, пока ты жива. После смерти Нисия ты осталась законной наследницей трона. Если ты вернешься и вызовешь его на поединок, он должен будет согласиться, чтобы убить тебя и стать единовластным монархом.
— Хален дважды вызывал его, и ты знаешь, чем это закончилось. Вспомни мальчика, наследника Амарха, — думаешь, он сам отравился? Новый царь — новые законы, а в случае с Алекосом это значит, что никаких законов больше нет. Он крутит ими как хочет.
— Пока ты жива, иантийцы ему не покорятся, это точно. Он тоже должен это понимать. Он будет искать тебя.
— Пусть ищет. Я теперь вижу зорко и далеко. Пускай его собаки лезут в горы. Мы их передушим.
— Нам еще хотя бы полсотни человек! — вздохнул Пеликен. — А сейчас кто будет душить?
— Скоро люди будут, — пообещала Евгения. — Те, кто не захочет жить под пятой завоевателей, придут сюда. Это будет очень скоро. Выставь людей у перевала и скажи Сэльху, чтоб его товарищи проводили сюда тех иантийцев, что захотят к нам присоединиться.
— Ты все же не зови слишком много людей. Им здесь негде разместиться, да и все звери окрест разбегутся, пищи не хватит для большого отряда.
Он заставил Евгению улыбнуться.
— Ты думаешь, я способна кого-то позвать?
— Ты же позвала меня сейчас! Будто кто-то изнутри постучал по черепу, и твой голос сказал: «Иди ко мне». Это можно использовать. Если другие тоже слышат тебя, то ты сможешь координировать наши действия. Ты сама сказала, что видишь далеко. Будешь смотреть, где враги, и указывать нам что делать.
Она рассмеялась было, но смех перешел в протяжный стон.
— Ох, Пеликен… Почему я не умерла? Как могу я жить, когда он мертв? Каждый мой вздох, каждое слово — словно еще одна доска в его гроб. И впереди — пустота.
— У меня тоже, — сказал он. — Но у меня все же есть ты. Если б не это, я бы пошел сейчас и кинулся в пропасть.
Они обнялись, как два старых друга после разлуки, растерявшие остальных.
— Позови людей, — шепнула она.
— Позови ты. Пусть они поймут сразу, что ты можешь.
И она позвала. Они подходили: суровые воины, восхищенные и испуганные слуги, каждый из которых услышал, как ясный голос олуди сказал совсем близко: «Подойди ко мне!» Эвра, набиравшая воду в ручье, прибежала прямо с деревянным ведерком, в котором перекатывалась на дне кружка.
— Наш царь умер, — сказала Евгения. Она говорила тихо, так что все замерли, чтобы слышать. — Алекос убил его своей рукой. Вы все стали свидетелями того, как я прокляла его. Не только за убийство — цари имеют право решать свою судьбу в поединке, — но за то, что он погубил тысячи жизней и разрушил все, что мы вместе создавали много лет. Теперь на нашей земле нет закона. Чужие солдаты разрушат наши города, разграбят дома, ваши женщины родят детей от врагов, а ваши дети станут рабами. Если бы я могла отдать свою жизнь, чтобы оградить от этого, то отдала бы. Но царь велел мне остаться в живых, и я исполню его последний приказ. Сейчас нас мало, но те, кто не смирился, придут сюда. Моя сила велика как никогда. Я доказала это своим проклятьем. Оно достигнет Алекоса. Не знаю, насколько оно сможет ему повредить, он ведь тоже олуди. Но одно я знаю точно: он пошлет своих людей, чтобы схватить меня, и мы сможем убить их. Он будет посылать снова и снова, и никто из этих чужаков не выйдет из наших гор. В конце концов он сам придет за мной, и вот тогда…
Она осеклась. Она не знала этих слов, пока не произнесла их. Люди внимали ей, затаив дыхание. Двадцать пар глаз впились в ее глаза, в ее губы, и она решительно закончила:
— И тогда я убью его, чего бы мне это ни стоило. А до тех пор никому не будет пощады!
Они закричали, побросали вверх шапки. Боевой клич Халена разнесся над горами. Эвра гремела своим ведром с кружкой, и из леса с возмущенными криками поднимались птицы.
— Мы сделаем все, что прикажешь! — сказал Ильро, и остальные громко поддержали его. — С тобой мы не умрем и уложим много врагов. Зови еще людей. Покажем этим шедизцам, этим дикарям с юга, как стойко умеют держаться настоящие иантийцы!
Туман, державший ее душу, рассеялся. Она увидела, что светит солнце и все еще согревает землю бледным осенним светом. Спросив у Эвры, где можно умыться, она пошла к оврагу, в котором бежал ледяной ручей. Едва притоптанная тропка достигала воды. Мужчины положили здесь несколько бревен, чтобы Эвре было удобней ее зачерпывать. Густые кусты и низко склонившие ветви молодые хвойные деревья отражались в темном водном зеркале, а на дне с шумом перекатывались увлекаемые течением камни. Евгения сбежала вниз, опустилась на колени, умыла лицо и напилась. От холода заломило зубы. Над водой мелькнула тень. Она оглянулась: крупная хищная птица села на ветку, качнувшуюся под ее тяжестью, и наклонила голову, разглядывая женщину у ручья. Замерев в неудобной позе на коленях, с руками, опущенными в воду, Евгения снизу вверх смотрела на нее. Вот ветка опять качнулась: распластав крылья, птица пронеслась по коридору глядящих в воду деревьев и скрылась в лесу. Евгения поднялась, не чувствуя затекших ног. Руки ныли от холода. Вода стекала по лицу и капала с подбородка. Она смахнула капли и в ужасе уставилась на руку: на пальце не было обручального кольца с именем Халена.
— Как ты мог? — еще раз повторила она вслед улетевшему ястребу. — Хочешь освободить меня от наших клятв? Но я себя не освобождаю. Пусть ты больше не муж мне, но я твоя жена и буду верна тебе, хочешь ты того или нет.
22