— Он токмо мне… — замахала руками Прошка. — А я токмо тебе! Разве ж не разумею я? Да и не мог он мне не сказать…
И потупилась с какой-то новой улыбочкой на губах. Я бросила взгляд на Фенечку — та вдохновлённо изображала в лицах сцену пламенного признания в любви. Вероятно, между Федотом и Прошкой. Не выдержав, я фыркнула от смеха, а девчонка зашлась в своём беззвучном хохоте. Прошка почуяла неладное, обернулась и застала Фенечку застывшей в воображаемом поцелуе с вытянутыми губами.
— Ах ты, щучья дочь! — взвизгнула Прошка, хватаясь за полотенце, хлестнула мелкую, но та ловко увернулась и, корча рожицы, прыгнула за кровать, спряталась за моей спиной. Я вступилась за Фенечку:
— Отстань от неё! Лучше скажи, это правда? Ты с Федотом замутила?
— Мутила? Чёта я мутила? — даже обиделась Прошка. — Так, прогулялася до ограды и обратно…
— Ой ладно! Небось, целовалась, обнималась! — и я передразнила её, как Фенечка только что — зачмокала губами в воздухе. На меня Прошка сердиться не могла и смущённо затеребила в пальцах край полотенечка:
— Ну что же… Было дело… Может, он сватов заслать желает!
— Какие ещё сваты, ёшкин кот! Тебе сколько лет?
Я даже глаза закатила. Совсем с ума посходили! Ладно Прошка — молодо-зелено, но этот конь взрослый о чём думает?!
Прошка же выпрямилась, глядя строго и сердито:
— Пятнадцать минуло, боярышня. Самый срок замуж-то! Молви — благословишь ли?
«Гoспoди, вседержитель! Ведь я-тo забыл, где я. Гoспoди! Забыл!»
— И правда, чего это я… — пробормотала, глядя на такую новую девчонку. — Если любишь его, то выходи замуж.
Прошка залилась румянцем и бросилась на колени, схватила мою руку и принялась целовать. Вот только этого ещё и не хватало!
— Параскева! Уймись! — строго сказала я и выдернула кисть из цепких пальчиков. — А жить где будете? В Борки вернётесь?
Девчонка вскинула на меня испуганный взгляд, и мне показалось, что такого поворота она не ожидала. Растерялась.
— Неужто прогонишь от себя? Ежели из-за Федота… Не прогоняй меня, боярышня, не пойду за него, вот те крест!
И Прошка размашисто перекрестилась. Аж с лица сбледнула! С чего она вообще взяла, что я собралась её прогонять? И откуда прогонять-то? И Фенечка подлезла под руку, приластилась, заглянула в глаза умоляюще. За подружку просит, ишь! Я покачала головой укоризненно:
— Да вы чего? Я же просто спросила!
Прошка сложила ладошки перед грудью:
— Ну а как же? Ты же с княжичем обвенчаешься, останешься в Белокаменной, в этих вот палатах… Можа, других девок горнишных возьмёшь — покрасивше, постатней… Туточки они все красавицы, куда нам с Фенькой до них…
— Параскева! Вот сейчас ты меня рассердила. А ну, подвиньтесь, встану. И по шее надаю!
Мелкая испуганно отползла обратно за кровать, Прошка стала белее беленой печки, а я поднялась, кряхтя и постанывая от боли в ногах и седалище. Я точно этих двух стукну. Я же пошутила, а они всерьёз попрятались… Ещё и сплетни распускают. Ух, дайте мне ремень в руки!
Но не успела я собраться с духом и отругать девчонок, как дверь скрипнула и в горнице появилась чужая горнишная — и правда, покрасивше и постатней моих. Поклонившись мне в пояс, она сказала грудным глубоким голосом:
— Княжна Мария видеть тебя желает. Соизволь пожаловать.
— Соизволю, — удивлённо ответила я. — То есть, пожалую. Вот оденусь и тут же пожалую.
Девица снова поклонилась и ускользнула в сени. А я повернулась к Прошке:
— И что это было? Зачем я понадобилась княжне?
Девчонка отмерла, бросилась к сундуку и начала выхватывать оттуда платья и рубашки, встряхивая, мельком оглядывая каждую и отбрасывая на кровать. При этом сосредоточенно бормотала:
— Ой, батюшки! Ой, матушки! Неужто уже? Ох, какой же наряд найти? Ох, не ошибиться б! ить говорила тётка Анфиса, да я, малахольная, рази ж слушала…