— Эй, полегче, — пробормотала я, садясь и опираясь спиной о тонки ствол дерева. — У нас смотрины, тебя пока ещё не выбрали!
— Меня с князем Евпатием сговорили ещё в детстве! Откуда он Настьку малахольную достал только, упокой её Господь… Я должна была стать княгиней, я!
Красивое узкое лицо Светланы перекосилось в гневе и бессильной злобе. Охренеть, сколько времени она в себе держала такую волну негатива… Как-то надо потихонечку от неё подальше… Ещё затопчет лошадью!
— И это меня Сергий возьмёт в жёны, меня, а не тебя, уразумела?
В этот момент я видела только её глаза — совершенно сумасшедшие, яростные, полыхающие жаждой мести. А ещё ножку в тонком кожаном сапожке, твёрдо стоящую в стремени… Что задумала эта чокнутая? Хочет меня убить? Неужели не понимает, что подозрения падут на неё в первую очередь? Но я же не дамся! Я буду драться до конца…
Светлана махнула рукой. Скрип снега за спиной… Я даже обернуться не успела, как была схвачена за плечи, за ноги, вздёрнута в вертикальное положение. Взгляд налево, направо — у, ёлки, походу, я пропала! Мужики самого натурального бандитского вида, заросшие бородами по самые брови, вонючие, в драной потрёпанной одежде держали крепко, стиснув мои плечи словно клещами. Отлично…
Один из банды выступил вперёд, протянул руку:
— Плати остаток.
Светлана прищурилась, доставая из-за пояса шёлковый мешочек, в которых обычно здесь хранили камни, и бросила его мужику:
— Держи. Делай с девкой, что хочешь, но чтобы она исчезла с концами, понял?
— Это всенепременно, светлая княжна, — усмехнулся он, повернув ко мне голову, и бесцветные глаза вспыхнули недобро. Пипец Янке, ой пипец! Орать надо, на помощь звать!
Я попыталась. Честно попыталась продать свою жизнь подороже и завопила во всю мочь лёгких, но рот тут же накрыла ладонь одного из мужиков. Меня тряхнули, злобно ругаясь, а нос затопило зловоние из беззубой щели в войлоке бороды:
— А ну цыц, пыняха! Не то живо шею сверну!
Реакция желудка на недостаток кислорода в дыхании мужика не заставила себя ждать. Я блеванула ему в руку, сотрясаясь всем телом, показала ему свой завтрак с киселём, а Самарова только брезгливо поморщилась:
— Уводите её отсюда поборзее! Да запомни, вожак, чтоб сгинула без следа, иначе моя дружина найдёт вас да перережет всех!
Топоток копыт её кобылы быстро стих между деревьев, а меня подхватили за талию и, обмотав руки за спиной какой-то длинной тряпкой, перекинули через седло Гнедка. Этот вид перевозки мне решительно не понравился, ибо воняло лошадиной мокрой шерстью, давило в живот, я болталась, как говно в проруби, и очень боялась упасть вниз головой под копыта. Но как только я пыталась высказать своё недовольство, мне тут же прилетал тычок от одного из бандитов. Было страшно. Очень страшно, а ещё — я не могла поверить, что необыкновенное приключение, начатое в бане у Мишки на даче, завершится так стремительно и печально. Мне казалось, что я достойна большего…
Везли меня долго, но даже оглядеться по сторонам не было возможности. Смотреть на снег и мелькающие копыта с подковами вскоре надоело. Я качалась куклой, беспомощной поклажей, и развлекала себя мрачными мыслями о возможных способах казни, которым бы подвергла вероломную сучку Самарову… Если мне удастся выбраться из этой заварушки, я вспомню всё, что читала когда-либо о средневековых пытках. Ноженьки ей в испанские сапожки обую! Посажу под падающую каплю! Хоть я и убеждённая пацифистка, ради такого случая поступлюсь своими принципами.
Зло должно быть, и будет наказано!
Если я… То есть, не так. Когда я освобожусь, сама или с чьей-нибудь помощью, я накажу его самолично. Руки, блин, с ногами повыдергаю и скажу, что так и было!
В один прекрасный момент меня сняли с коня, и я уже понадеялась, что путь закончен, но не тут-то было. Как куль муки, я была брошена в хлипкие сани — просто полозья с набросанными поверх ветками, мне связали руки и ноги крепкой верёвкой, а потом просто накинули на голову мешок. Он вонял псиной и куриным помётом, сани тряслись, словно мы ехали не по снегу, а по кочкам и ямам… Лучше бы сразу в лесу убили, честное слово, чем такие страдания… Я себе все бока отбила и бедную жопу в придачу, пока не доехали до места назначения.
А место это оказалось в самом сердце леса. Пусть даже красивого, укрытого белоснежным покрывалом снега, величественного и всё такое, но, когда с меня стащили мешок, я мгновенно поняла, что мы в чаще. Плохо, очень плохо. Небось, эти бандюганы ловко запутали следы. Когда меня хватятся, найти это место будет нелегко… Унюхают ли собаки? А вдруг, когда хватятся, подумают, что я сбежала, как Глафира? Что меня демоны унесли прямо с конём? И как эти каторжники живут в диком лесу зимой? Так, костёр, окей… Землянки, точно крысиные норы. Шалаши, обтянутые шкурами, прямо как индейские фигвамы. Куда меня определят? Из шалаша легче выбраться, чем из землянки… Хоть бы не в землянку!
Да, я собиралась бежать. Дура дурой, ну да ладно. В этот момент замёрзнуть в снегу для меня было предпочтительней, чем быть зарезанной кинжалом одного из этих разбойников! Да и не факт, что меня бы сразу зарезали… Вон как косится на меня тот, что ведёт к стоянке, ухмыляется, показывая сгнившие чёрные пеньки зубов!
«— Ведьму сжечь! — Но ведь она такая красивая! — Ладно, будь по-вашему. Но потом всё-таки сжечь!»
Нет, такой поворот событий мне совсем не нравится! Ведьма типа как немного против! Живой я им точно не дамся, а труп насиловать не будут… Надо продумать план Б.
— Привёл голубу?
Скосив глаза, я увидела страшненького бородача с раскоряченным носом — обе ноздри были порваны и вывернуты наружу. В животе опять предательски булькнуло, пришлось дышать глубоко и сосредоточенно, чтобы не остаться с пустым желудком. А бородач уже и руку протянул, и губы сложил трубочкой, причмокнул:
— Эх, хороша боярышня! Оставит ли нам одноглазый малёха позабавиться?
— Ужо позабавишься! — замахнулся на него ручкой хлыста тот, что меня вёл. — Решит вожак, что с ей делать, тада и поглядим, хто и куда. А пока…
Он подтолкнул меня без особого почтения к фигваму на краю стойбища:
— Пока боярышня будет смирной и посидит в шатреце.